Не вызывает сомнения, что основное русское националистическое движение началаXXвека – ультра-монархическое «черносотенное» движение – носило весьма специфический характер – по нашей классификации оно было радикальным деструктивно-реакционным. Все элементы налицо – глубоко охранительная идеология с элементами «реакционной утопии», неспособность сформулировать внятную политику, направленную на обновление общества, наличие ярко выраженного «образа врага». Деструктивно-реакционный характер движения многократно усиливался тем фактом, что объектом защиты и консервации для черносотенцев являлся имперский режим, находившийся в явном противоречии с национальными интересами русского народа. Полная зависимость от этого режима, стремительно терявшего популярность по вполне объективным причинам, и хроническая неспособность действовать самостоятельно и независимо от него, существенно ограничивали социальную базу черносотенного движения, и с течением времени она сужалась все больше, пока не исчезла почти совсем.

К сожалению, необходимо констатировать, что по схожему пути пошла и основная часть националистического движения, возникшего после падения СССР. Основа его оставалась все той же радикальной деструктивно-реакционной, с той, разве что, разницей, что теперь многие из их «реакционных утопий» были нацелены на реставрацию в той или иной форме еще более людоедской и антинациональной по своей сути модели имперской государственности – советской. Вообще, неспособность черносотенцев и их современных «коллег» (под флагами какого бы цвета они ни выступали) отделить националистическую идею от имперской, осознать их фундаментальное противоречие и несовместимость, ярко свидетельствует о глубокой идейной незрелости данных движений. Строго говоря, многие из этих «национал-патриотов» вообще не могут быть причислены к националистам в классическом понимании этого слова, поскольку основной ценностью для них, несмотря на отдельные риторические «фигуры речи», является вовсе не нация как политико-биологический организм, а именно имперская государственность, ради укрепления которой они готовы жертвовать интересами этой самой нации.

К этой же категории, хотя и немного с другой стороны, примыкают группы откровенно нацистской или фашистской направленности, срисовывающие свою идеологию под копирку у тоталитарных режимов 1930-х годов. В те времена эта идеология была революционной по своей сути. Но с тех пор утекло много воды, мир сильно изменился, и попытка использовать повторно то, что уже было использовано однажды (и даже тогда наглядно показало свое несовершенство и несостоятельность), иначе, чем ультра-реакционной, названа быть не может.

Вполне закономерны были и результаты, продемонстрированные всеми этими группами. Ни одна из них так и не смогла привлечь сколько-нибудь массовую аудиторию. По сути дела, на протяжении последних 20 лет они апеллируют к одной и той же, очень узко очерченной и стабильной «целевой аудитории», и выйти за ее пределы, очевидно, в принципе не способны. Эти движения превратились в устойчивые, но откровенно маргинальные явления на отечественной политической сцене – некое подобие закрытых клубов «по интересам».

В этом нет ничего удивительного. Русский национализм старого образца не был продуктом широкого общественного процесса, не явился и не мог явиться результатом подлинного национального пробуждения русского народа – по той простой причине, что к порогу этого пробуждения русский народ подошел лишь сейчас, к 10-м годамXXIвека. Причины такой задержки слишком комплексны, чтобы обсуждать их здесь (всех заинтересованных могу адресовать к фундаментальным работам проф. В.Д. Соловья). Достаточно сказать лишь, что именно в наши дни русский народ подходит к тому этапу в своем национальном развитии, который многие народы Западной Европы, не стесненные ржавыми оковами имперской государственности, прошли примерно в середине – второй половинеXIXвека – а именно, к этапу превращения в развитую политическую нацию.

Именно в связи с этим мы сейчас наблюдаем рождение мощной и широкой волны нового национализма – прежде всего, в форме национал-демократического движения. Рожденное не из политических фантазий узкой группы реакционно настроенных деятелей, как старый национализм, а из подлинно стихийного и массового осознания русскими людьми своей национальной сущности, столь долгое время подавлявшейся, русское национал-демократическое движение представляет собой явление, принципиально отличное по своему характеру от всего, что мы могли наблюдать на российской политической сцене до того. Что оно представляет собой согласно нашей классификации?

Во-первых, оно носит четко выраженный революционный характер. Напомню, что согласно нашему определению, «революционность» не означает непременного стремления к насилию и погромам на улицах, а означает нацеленность на кардинальную реформу существующего политического порядка и построение новой государственной модели. Таковой выступает идея русского национального государства, современного, демократического и цивилизованного. Отличие этой идеи от реакционных «имперских» утопий старого национализма очевидно.

Во-вторых, оно конструктивно. Современная русская национал-демократическая идея не включает в себя «образа врага» и не пытается объединить нацию против кого-либо. Скорее, она пытается объединить нацию для решения конкретных стоящих перед ней проблем и задач. Даже такие вопросы, как ситуация на Северном Кавказе и бесконтрольная иммиграция из Средней Азии, которые в руках националистов старого образца могли бы послужить формированию классического «образа врага», для национал-демократического движения являются именно практическими проблемами, нуждающимися в спокойном и взвешенном решении. Если кто-то здесь и выступает в роли «врага», так это коррумпированные, неэффективные, а местами и просто преступные государственные институты старого антинационального режима, эти проблемы нагнетающие и препятствующие их нормальному решению.

Движение динамично, обладает современным и актуальным обликом и повесткой дня, и достаточно дистанцировано от традиционного маргинального национализма, чтобы привлечь даже те группы населения, которые всегда держались в стороне от националистического дискурса. С этой точки зрения и на волне активизации национального самосознания народа, национал-демократическое движение имеет все шансы обрести подлинно массовый характер. Для этого ему требуется грамотная организация и руководство, творческая и эффективная пропаганда и привлечение надежных источников финансирования. Ни в одном из этих пунктов нет ничего невозможного или непреодолимого.

Возвращаясь же к нашей классификации, мы можем напоследок сказать, что последняя, третья точка в сформулированной нами системе координат – а именно, степень радикальности нового националистического течения – остается пока переменной в данном уравнении. И зависеть здесь очень многое будет от дальнейшего развития событий – прежде всего, от разумности и чувства самосохранения существующего политического режима. Потому что одно из важнейших различий между маргинальными политическими группами и потенциально массовым движением, каковым является сейчас русская национал-демократия, заключается в том, что если попытки ограничить или подавить первые вызовут, скорее всего, лишь их перегруппировку и выживание под другой вывеской, аналогичные действия в адрес второго могут привести к вспышке общенационального масштаба.

Антон Попов