Михаил Павлов: «Православная партия» или православные христиане как часть «Русской партии»?

18.01.2012 [ Назад к списку ]
Теги: -

Недавно один из спикеров официального руководства РПЦ протоиерей Всеволод Чаплин озвучил идею создания в России «православной партии».На первый взгляд, верующему человеку и вообще всякому, кто желает усиления национальных традиций в российской государственности, такое предложение не может не импонировать. Действительно, для многих людей Церковь является авторитетным институтом, и участие ее представителей в решении вопросов государственного масштаба многие бы только приветствовали. Однако не следует забывать, что Церковь, с точки зрения христианского вероучения, не исчерпывается восприятием себя мистическим Телом Христовым или земным преддверием Царствия Небесного. Это еще и община живых людей со всеми их достоинствами и недостатками, объединенных верой в Господа Иисуса Христа. С последним постулатом не будет спорить не один богослов. А раз так, то вполне уместно говорить о Церкви вообще и о Русской Православной Церкви в частности как о социальном институте, который существует в контексте конкретного хронотопа и всегда несет отпечаток того общества, где он осуществляет свою миссию.

В каких же условиях приходится сегодня Православной Церкви нести благую весть народу России? Думаю, перечисление здесь основных недугов нашей государственной системы и общества было бы совершенно излишним – читатели прекрасно о них осведомлены. Тем не менее, для понимания перспектив Церкви и как политического актора (пусть и действующего через опосредованные механизмы) в существующей реальности общий диагноз все же необходимо определить. Я не намерен «поражать» читателей каким-то оригинальным взглядом на российскую действительность. В выдвижении гипотез и разработке новых теорий нет необходимости хотя бы потому, что в свое время природу существующего режима исчерпывающим образом охарактеризовал известный философ и общественный деятель Константин Крылов:

«Мы живем в стране, управляемой колониальными методами. Все свинцовые мерзости российской жизни, инфернальный ужас российских порядков, их иррациональная, казалось бы, злокозненность, неискоренимость зла и мерзости, всё то, что нас так возмущает и подавляет, связана с одним очень простым, но доселе неопознанным обстоятельством. Россия управляется как колония.

Как минимум с петровских времен для управления страной использовались методы, которые европейцы использовали для управления колониями. Эти методы не являются хорошими или плохими, просто они колониальные. И дело не меняет, что формально метрополии нет, или что она располагается в Кремле или в Куршевеле. Колонию определяет то, как она управляется, какими способами, какие применяются методы.

Как только мы принимаем гипотезу о колониальном характере российского государства, всё то, что раньше было непонятным… теперь становится совершенно понятным и прозрачным».

По моему глубокому убеждению, ни один претендующий на серьезность анализ политической, социальной или экономический анализ ситуации в России не будет адекватным, если в нем не будет учтено это фундаментальное обстоятельство. Но колониальное государство воспроизводит колониальные же модели функционирования и в рамках отдельных его институтов, будь то армия, суд, полиция, ЖКХ, налоговые органы. И тут пора задать ключевой вопрос: а является ли Русская Православная Церковь по характеру своего внутреннего устройства и внешней деятельности свободной от означенного системного порока? Ответ на него будет иметь определяющее значение: новая православная партия, как бы она внешне не дистаницировалась от официальной РПЦ, все равно будет апеллировать к последней как конечному источнику собственной легитимности и ориентироваться на ее высшее руководство. А иначе и невозможно: православие – не протестантизм, оно немыслимо без определенного института, воплощенного в строгой иерархической лестнице и достаточно объемных правилах внутреннего распорядка.

К сожалению, мой личный опыт пребывания в Церкви в сочетании с накопленным объемом информации о положении дел в РПЦ не дает больших оснований для оптимистических оценок. Еще со сталинских времен (а если быть совсем объективным – с эпохи ПетраI) Церковь попала в полную зависимость от государства, став, с политической точки зрения, одним из инструментов, обеспечивающих абсолютную власть монарха над «народом Божиим». Она перестала играть роль самостоятельного по отношению к светской власти института, во многом являвшегося залогом развития гражданского общества в России (подробнее на эту тему можно почитать в материале публициста Дмитрия Саввина ). И по сей день ее иерархи вынуждены максимально подстраиваться под нравы власть имущих. Причем довольно часто проявлять сервилизм их вынуждает не объективная необходимость и страх перед возможными репрессиями, а накопленные за десятилетия поведенческие стереотипы.

Считаю нужным оговориться, что, будучи верующим христианином с детства, я не считаю оправданной критику РПЦ с либеральных позиций. Внутри церкви есть много замечательных пастырей, которые создали вокруг себя или в сотрудничестве с другими священнослужителями приходские общины, являющие действительно живую – не только на словах, но и на деле – православную веру. Члены этих общин занимаются очень полезной деятельностью: оказывают помощь престарелым и нуждающимся людям, занимаются миссионерством в разных его формах, организуют на достойном уровне детский отдых и вообще занимаются хранением и передачей следующим поколениям русских традиций, которые вне Православия немыслимы. Однако система формирования и воспроизводства высшей церковной иерархии – епископата (данный механизм весьма точно описан все тем же Дмитрием Саввиным в статье «Содомская интоксикация») - способствует предельному обмирщению элитной прослойки духовенства. Поскольку епископы, равно как и «статусные» священнослужители более низкого ранга, находятся в постоянном взаимодействии с государственными чиновниками и бизнесменами, то очень часто они начинают усваивать их манеры поведения, присущую им же корпоративную этику (предполагающую далеко не самую этичную модель взаимоотношений с подчиненными) и, наконец, определенные мировоззренческие и потребительские стандарты. Не надо давать развернутых пояснений относительно того, как все это проявляется в реальной жизни. В результате церковная иерархия на разных ее уровнях оказывается глубоко интегрированной в описанную выше колониальную схему.

Безусловно, во все времена в церкви хватало людей, недостойных высокого звания служителей Христовых. Еще вIVвеке один из величайших богословов Василий Великий писал в письме другу: «Ты спрашиваешь, как в Церкви? Как в моем теле –всёболит и никакой надежды». Однако многие темные стороны церковной жизни – это именно симптомы все той же злосчастной опухоли, именуемой «колониальным синдромом».

Ведь как иначе объяснить многочисленные случаи, когда епископ облагает в целях личного обогащения приходы своей епархии столь большими поборами, что рядовые священники оказываются не в состоянии прокормить свои семьи и вообще относится к своему клиру как к крепостным?

Или как можно трактовать практику многотысячных «откатов», взимаемых архипастырями и их челядью с приходов во время «пастырских визитов»?

Нередко встречаются и другие проявления нездоровой внутрицерковной атмосферы, обусловленные близостью отдельных представителей духовенства к центрам распределения финансовых потоков. Картины купания в роскоши людей в рясах давно уже никого не удивляют (больше того, на самом высоком уровне предпринимались попытки обосновать откровенное сребролюбие необходимостью поддержания «солидности» церкви как института, который по наружному блеску не должен уступать государству). Среди прочего можно особо отметить ненормальную привязанность священнослужителей к автомобилям и прочей атрибутике премиум-класса в регионах с нищим, спивающимся народом. Сюда же относится и чрезвычайно дорогостоящее строительство новых (или реставрация старых) храмов в местах с редким населением или вовсе безлюдных территориях. Очень часто богатые меценаты, по факту весьма далекие от стремления к собственному духовному совершенствованию, воспринимают благоукрашение культовых сооружений как способ удовлетворения собственного тщеславия.

На уровне рядовых приходов и монашеских общин отношения внутри клира порой настолько отравлены царящей там тиранией и пренебрежением к «братьям во Христе», что, по замечанию о. игумена Петра (Мещеринова), и бывалые атеисты бы ужаснулись. Даже известия о физическом рукоприкладстве священнослужителей к младшим по чину собратьям и простым мирянам не вызывает удивления у православных «со стажем».

Это лишь некоторые проявления нездоровой атмосферы в Церкви, которая напрямую обусловлена материальной и психологической зависимостью иерархии от правящего класса. В соответствии с психологией туземца, интегрированного в колониальную администрацию, некоторые иерархи начинают воспринимать свою паству в целом как «лузеров», достойных лишь презрения и максимальной эксплуатации.

И теперь давайте поразмышляем, что может принести возникновение «православной партии» в рамках нынешней политической системы? С технической точки зрения, для образования отдельной фракции апологетов «политического православия» в Государственной Думе не потребуется даже перевыборов: и во вновь «избранном» парламенте можно без проблем «наскрести» пару десятков депутатов, близких к верхушке РПЦ. Таких, например, как известный православный меценат и табачный магнат, прославившийся историей с «детскими сигаретами» . Сможет ли эта фракция кардинально поменять ситуацию в России или хотя бы оказать на нее существенное позитивное влияние? Думаю, ответ очевиден.

Скорее всего, «православной партии» будет уготована роль карманной оппозиции, эдакого «Жириновского в рясе». Ей будет позволено оппонировать режиму по второстепенным вопросам. Ее лидерам, возможно, даже позволят периодически вещать про «традиционные русские ценности», чтобы в очередной раз заболтать национальный вопрос. Но за этой риторикой будут скрываться совершенно другие вещи, а именно лоббирование интересов бизнес-структур, аффилированных с иерархами РПЦ. Или продвижение организаций, находящихся в хороших деловых отношениях с церковными иерархами. Например, строительных фирм или федерации горнолыжного спорта.

Однако возможные финансовые выгоды от пребывания подобной партии в парламенте неизбежно обернутся катастрофическими репутационными издержками для церкви в целом. Ибо все пороки церковной жизни, ныне хоть немного прикрытые от глаз посторонних, окажутся вынесены в центр всеобщего внимания. Депутатский мандат или министерское кресло не исцелят от «колониального синдрома» его носителей. Новоявленным «православным политикам» придется постоянно врать о причинах голосования за очередной антиобщественный закон, предложенный правящим режимом (также как сейчас это делают коммунисты и их партнеры по «оппозиции»). Их попытки замаскировать вышеописанную лоббистскую деятельность будут выглядеть крайне неуклюже и рано или поздно о ней все равно узнают. Все это неминуемо приведет к утрате остатков не только общественного, но и в определенной мере и духовного авторитета, которым пока еще обладает РПЦ.

Впрочем, у описанного негативного сценария есть зримая альтернатива. Русская Православная Церковь как социальный институт имеет куда более выраженный национальный характер, чем Российское государство в целом. Практически вся ее паства, за несколькими сугубо региональными исключениями, состоит из русских людей. Кроме того, большинство нецерковных людей в России также ассоциирует себя именно с Православием. Рост национального самосознания неизбежно приведет к появлению настроенной на самые решительные перемены политической силы, которую условно можно назвать «Русской партией». Конечно, такую организацию невозможно будет построить на строго конфессиональной платформе. Но каков бы ни был ее формат, она, несомненно, будет поддержана значительным числом национально мыслящих православных людей, включая и лучших представителей духовенства. В особенности это касается молодых священнослужителей. Их деятельное участие в новом движении, пусть и на уровне частной инициативы, может оказаться весьма продуктивным. С одной стороны, они могут в современных условиях повторить подвиг монахов и священнослужителей, в тяжелые времена вдохновлявших русских людей на борьбу за справедливость, - как это делали инок Пересвет или Патриарх Гермоген. С другой стороны, они способны благотворно воздействовать на «духовный климат», препятствуя развитию нездорового радикализма и агрессии.

Вполне вероятно, что когда все тот же о. Всеволод Чаплин говорил о том , что русским националистам следует активнее включаться в политические процессы, он вольно или невольно отражал настроения именно этой части православных верующих. Возможно, по той же самой причине он сделал реверанс в сторону одного из лидеров Русского Общественного Движения Владимира Тора. Ведь накануне именно Тор, выступая перед многотысячной аудиторией на проспекте Сахарова, объявил о начале работы по созданию Русской национальной партии.



Источник