Ослабевший дух уступает материи и находит утешение в расизме. Проблемы русского национального мировоззрения сегодня сталкиваются с «кровным» вопросом, который становится порой единственным способом консолидации. Дело не в том, что русские молодые люди чувствуют меж собой какое-то родство. И не в том, что они непременно требуют друг от друга каких-то справок о русском происхождении. Нет, дело совсем не в этом, а в объединении вокруг «кровного» вопроса, без которого, как может показаться, русская общность вообще невозможна.

Если бы «кровный вопрос» был действительно единственно консолидирующим, мы должны были бы прийти к убогому биологизму и увериться в том, что способны составлять сообщества не крупнее стада животных. При этом отпали бы все соображения о любви к Отечеству, единстве культуры, общем государстве. Всё это лишнее, если отношения между людьми определяет только «кровь».

Чтобы преодолеть это заблуждение, надо сообщить молодым людям, впадающим в подобные иллюзии, что же на самом деле определяет «кровь» и откуда берётся кровное родство. Простой довод: если нет духовной близости, кровная близость не может возникнуть. Породнение происходит от духовного сродства. При этом кровь вовсе не является определяющим фактором. Напротив, традиция предостерегает от близкородственных браков. Уважение к родству, почитание родственников от общих предков — это не «зов крови», а часть народной культуры. Когда народ забывает о родстве, ему не поможет никакой биологический фактор. Гражданская война, которая случалась не только в русском народе, всегда означает помрачение духа. И тогда всякие соображения о «крови» умолкают. В этом случае ближний становится первейшим врагом.

«Кровный вопрос» вызывает интерес к расовым доктринам, которые разрабатывались в ХIX и начале XX века. Расизм и расовая доктрина — это явления противоположные. Первое относится сугубо к состоянию сознания, второе — к области науки. Более того, расовые доктрины опровергают расизм. Это легко понять на таком примере: расисты пренебрежительно относятся к русским царям, считая их «немцами» (якобы немецкая кровь «разбавила» русскую при браках русских государей с немецкими принцессами), но история показывает, что нет никаких оснований считать русских царей немцами. Культурная идентичность гораздо важнее, чем ничтожные антропологические различия между русскими и немцами.

Расист брак между славянами, принадлежащими к различным народам, считает «смешанным». Наука отвечает всем, распространяющим фантазии об уничтожении народа за счёт смешения, что русские практически никогда не смешивались с другими расовыми группами. И теперь смешанными считаются не более 2% браков.

Нашу тревогу могут вызывать совсем другие факторы: массовая иммиграция с юга других этносов, вымирание русского населения, распад русского самосознания, дробящегося на субкультурные фрагменты и забывающего о том, что обеспечивало величие русскому народу. Напомню, что к концу XIX века русские были третьим по численности народом мира (после китайцев и индусов) и обладали государственностью с лучшими в мире перспективами развития. Если бы не забвение о своей исторической миссии, если бы не помрачение февраля 1917-го, к середине ХХ века Россия была бы первой державой мира и надёжно удерживала бы этот статус. И теперь возвращение к мировоззрению, проверенному в веках, всё ещё сулит нам быстрое возрождение. Напротив, увлечение субкультурными фантазиями — только дальнейшее разложение и крах страны.

Расизм — субкультурное явление, которое превращает русских в маргиналов. Оно основано на невежественной физиогномике, определяющей в русские только тех, кого доморощенный расист соизволит определить как русских. Субъективная оценка в этом вопросе оскорбляет большинство русских, которые не подходят под расплывчатые стандарты расистов, недалеко отстоящих от русофобов и утверждающих, что «чистых русских уже давно нет». Одна из нелепейших иллюзий — у русских якобы обязательно светлые волосы и голубые глаза. Наука говорит противоположное: подавляющее большинство русских — тёмные шатены, чаще сероглазые. Заметная доля русских имеет очень тёмные волосы и карие глаза.

Всё это следовало сказать лишь для того, чтобы продемонстрировать, как расизм перерастает в русофобию. Русский русского перестаёт узнавать, если начинает решать вопрос о «крови» «на глазок». Отсюда — готовность верить всякому вздору, чтобы выставлять русских совсем уж безнадёжным народом. В интернет-пространстве до сих пор гуляют цифры, оценивающие численность русских в Москве. Они составлены в результате вычитания из официальной численности населения столицы данных руководства различных диаспор, которые (тоже «на глазок») давали оценку численности своих подопечных. Эта произвольная операция показала, что в Москве русских меньшинство. На деле русские — подавляющее большинство коренных жителей столицы. Но на виду пришлый инородческий элемент, который появился в столице по воле олигархической власти. Примерно 12—15 млн русских в Москве и лишь

2 млн нерусских, представляющих традиционные диаспоры (включая и славянские), 2 млн недавних нелегальных иммигрантов. Это, конечно же, означает крайнюю степень неблагополучия. Переселение их было бы невозможно, если бы в России восстановилась русская власть.

Русская идентичность — это, конечно, не какой-то стандарт внешнего облика. Даже в рамках отдельного антропологического типа, включённого в русскую общность, невозможно выделить параметры, которые позволили бы надёжно определить по лицу, русский ты или нет. Внешне похожий на русского может принадлежать к другому европейскому народу. Это доказывают и генетические исследования. Лишь сложнейшими ухищрениями, путём использования многих генных маркеров можно приблизительно очертить биологические признаки «русскости».

Между тем расология очень просто определяет русского человека из сочетания антропологических и социальных признаков. Русский — это северный европеоид, у которого родной язык русский и который не сомневается в том, что он русский. За малым исключением русские также в подавляющем большинстве являются носителями восточнославянских фамилий, происходящих от русских слов. При этом, к несчастью, не всякий русский по происхождению является русским по самосознанию. Предателя русского дела ни в коей мере не могут оправдать семь поколений русских предков. Русскую нацию невозможно даже мысленно сокращать до каких-то маргинальных групп. Русские остаются русскими, даже увязнув в пороках, присущих современности.

Если нас интересует не формальное родство, а русское самосознание, то мы должны судить по делам. Участие в русском деле — национальном и государственном строительстве — куда надёжнее определяет русскость, чем любая антропология. При этом не может быть отказа от священных уз родства, которые возводят нас к пониманию свершений наших предков и напоминают, что родством с ними мы породнены и между собой. Народ — это расширенное понятие семьи, сообщество родственников при разной степени родства. В систему родства, безспорно, могут включаться и представители других народов, которые также могут быть предками русских людей, — представители обрусевших и ассимилированных родов, ставшие русскими по вере и культуре.

Попытка судить о человеке по черепным указателям — это скучная материя академической науки, которая не даёт ровным счётом ничего. Человек — не скульптура и не кусок мяса, обтягивающего скелет. Он движется и мыслит. Движение и мысль определяют гораздо больше, чем многие внешние признаки. Напротив, эти внешние признаки только и можно понять, когда они оживают, когда в них начинают отражаться душа и дух человека.

Вопреки суждениям доморощенных расистов, полагающих, что всё в человеке определяет «кровь» (то есть биология), концепция расы у её основоположников никогда не сводилась к примитивному биологизму. Важнейшие расовые черты находятся вовсе не в антропологии. Без самосознания расы не бывает. Раса — это не потенциальные, а реализованные способности. Реализация — это уже не предмет биологии, а предмет социологии. Попытка представить расологию как открытие биологического закона для человека является издевательством над наукой, которая никогда не рассматривала человека как биологическую машину. Наука находит границы между расами, которые далеко не очевидны. Она классифицирует человечество по расовым группам. При этом не всегда расовые разграничения у близких групп можно уверенно определить.

Антропология накопила большой материал, связанный с различиями черепа. Но подавляющее большинство обычных людей никогда не обращает внимания на круглоголовость или длинноголовость. Люди смотрят на мимику, слушают речь, воспринимают эмоции и мысли собеседника. Всё это за пределами антропологии и никак не описывается естественнонаучными методиками.

Герои никогда не рефлексируют по поводу своей внешности или внешности тех, с кем встречаются, а действуют.

Расизм отражает упадок духа, а за упадком духа следует вырождение — сначала народа как общности, потом и индивида, который уже не придерживается традиций и правил, принятых в социуме.

Итак, раса — только духовно самобытное общество, породнившееся внутри себя в процессе общей истории и обладающее общей традицией. Материя покоряется духу, если дух силён. Когда происходит наоборот, наступает смерть — материя подавляет дух, а потом умирает.

Духовно падший народ вырождается и физически. И даже самый жалкий народ духовное преображение может возвысить до исторического творчества и физических типов, близких к идеальным. (Отметим, что идеальные типы в греческой и римской скульптуре совсем не совпадают с типажами, которые сохранены в портретных изображениях.) Идеальные типы на плакатах, где бы они ни появлялись, также не демонстрируют истинный облик человека, принадлежащего к данному народу. Идеальный тип — это загадка, а не стандарт.

Расизм — это комплекс гниющего тела, из которого уходит дух. Чем более глубоко поражён дух народа, тем больше в нём фантазий, компенсирующих духовное, а потом и телесное нездоровье. Расизм объявляет, что отбор идеального типа уже состоялся, и в нём нет никакой загадки. Он представляет наугад взятые типажи как идеальные. Напротив, национализм утверждает продолжение отбора.

Расизм может объявить какой-то тип аристократией — лучшими людьми народа. Национализм ведёт отбор элиты по критериям деятельной любви к Отчизне, к народу, а не по внешним признакам. Только в национализме возможен героический тип, который собирает нацию. Выделяя этот тип, мы можем рассчитывать, что русский народ спасётся от гибели, которая подступила к нему вместе с разнузданным космополитизмом и всеобщим сепаратизмом.

У националистов есть идеалы, у расистов — только фобии.