Но, во-первых, действительно ли византийское влияние было столь могущественно в русском прошлом?

Обращаясь к истокам византийского мифа, мы видим, что он основывается, прежде всего, не на академических исследованиях, а на идеологически ангажированной публицистике позапрошлого века, прежде всего, на знаменитом сочинении Константина Леонтьева «Византизм и славянство» (1875). Нынешние византофилы тоже не слишком утруждают себя историческими изысканиями, а лишь с теми или иными вариациями повторяют художественно яркие леонтьевские пассажи.

Причём для сомнений в данном случае не нужно быть уж очень подкованным специалистом. Достаточно школьного курса истории и здравого смысла.Странное дело, Киевская Русь, находившаяся в теснейшей связи с империей ромеев, нимало на неё не походила – ничего общего ни в социальном, ни в политическом строе: никакого самодержавия, сильная роль демократических (вечевых) институтов. Ещё более странно: византизм начинает у нас расцветать тогда, когда эта связь становится скорее символической, после падения Константинополя под ударами османов.Великие князья Московские менее всего напоминают романтиков или декадентов, трудно их заподозрить в горячей приверженности к недавно остывшему политическому трупу, похороненному за тридевять земель. Одно дело, претендовать на его наследие, другое – перенимать его не оправдавшие себя практики. Даже на уровне символов византийские заимствования московских князей были довольно скромными: большинство современных историков считают, что пресловутый двуглавый орёл экспортирован вовсе не из Восточной Римской империи, а из Священной Римской империи германской нации.Главный якобы византийский трансфер – самодержавие -- возникает на Руси из совершенно иных источников. Прежде всего, оно есть следствие определённых исторических обстоятельств и реакции на них московских князей, а вовсе не результат каких-либо влияний. Конечно же, последние имелись и играли немалую роль. Но подражают всегда сильным и успешным, а не слабым и побеждённым. Поэтому, куда естественнее искать истоки российского самодержавия в Орде, а в реформах главных зодчих Московского государства – ИванахIII-м иIV-м – видеть османский след.Не всё так просто и с самой очевидной частью византийского наследия – православием. С одной стороны, бесспорно, что догматически и канонически русское православие – точная копия византийского. С другой, не раз было отмечено (например, Сергеем Аверинцевым) существенное отличие между русской и ромейской духовностью, скажем, в определении критериев святости (канонизация князей-страстотерпцев Бориса и Глеба в Константинополе была бы невозможно). Общее место в искусствоведении -- не только эстетическая, но духовная оригинальность древнерусской иконописи периода расцвета в сравнении с византийской. Крупнейший специалист в данной области Виктор Бычков пишет о «Спасе» Андрея Рублёва: «Такого Христа не знало византийское искусство».И уж тем более смешно говорить о том, что византизм мог пронизывать быт низов русского общества, особенно крестьянства, далёкого от культуры элиты и официального православия.Во-вторых: а насколько хорош византизм как образец для подражания?

Этот вопрос нынешние византофилы не слишком любят обсуждать, предпочитая пафосные речи о «величайшей тысячелетней империи». Но если внимательно присмотреться к причинам гибели последней, то мы увидим, что главные из них имеют разительное и глубокое сходство с теми недугами, которыми страдает Российская Федерация. Чтобы не быть заподозренным в «нацдемовской» предвзятости, предоставлю слово выдающемуся русскому «охранителю» Льву Тихомирову, который в своей капитальном труде «Монархическая государственность» (1905) высказался о Византии более чем критично.

Тихомиров был убеждён, что причины падения империи ромеев, прежде всего, внутренние, а не внешние.

И основная из них – отсутствие в Византии нации, и в этническом, и в гражданском смысле. С одной стороны, греки, являвшиеся культурно-политическим ядром империи, не были её этническим большинством. С другой – имперская власть отказалась от взаимодействия с обществом и всячески мешало развиваться институтам самоуправления. Христианство же, будучи духовной скрепой государства, не могло заменить собой развитых горизонтальных социальных связей.

Таким образом, пишет Тихомиров, «государство тут строилось не из нации, а образовывало особую правящую корпорацию чиновников-политиканов, которые действовали от имени императора, но в то же время сами создавали императоров». Как следствие, «Византийская государственность развила самый крайний бюрократизм».

Описание Тихомировым византийской бюрократии, право же, звучит весьма злободневно:

«Чиновники Византии служили усердно государству, но грабить народ не противоречило их патриотизму. Их хищения, дезорганизация всей страны, производимая ими, и бывшая причиной того, что провинции рады были иноземному завоеванию - все это общеизвестно, было это известно и самим императорам. Императоры, в которых жило чувство “служителя Божия”, были полны недоверия к своим чиновникам. Но значение высшей управительной власти неудержимо погружало императора в мир бюрократии, делало его не главой народа, а главой бюрократии».

Такая власть не могла не вести к деградации и само общество:

«Каждому начинало казаться, что дело справедливости - какое-то чужое дело, не касающееся его. Постоянное зрелище злоупотреблений и неправды подрывало веру народа в государство, разъединяло его с государством и нравственно».

В результате, империя оказалась неспособна защитить себя от внешних опасностей – сначала от крестоносцев, потом от турок:

«Бюрократический слой показал себя тем, чем он был: насквозь прогнившим. Он всегда смешивал государство с самим собой и служил государству, служа себе. Когда государство рушилось, чиновничество показало себя вполне изменническим в отношении нации. Нация же оказалась, во-первых, лишенной самомалейших центров организации, а потому неспособной поддержать государство, а, во-вторых, в ней проявился полный индифферентизм даже к поддержанию такого государства».

Что-то не слишком всё это вдохновляет.

Так зачем же тогда нам сегодня настоятельно рекомендуют византизм в качестве путеводной звезды, зачем его так идеализируют, раз он вызывает такие неприятные параллели?

Ну, собственно, именно поэтому и идеализируют, что параллели очевидны. Дело ведь, в конечном счёте, не в исторической империи ромеев как таковой. Дело в типе её политической системы, условно говоря, восточно-деспотической, которая гораздо древнее Византией и ею не закончилась. Иные «охранители» предпочитают восхвалять в качестве образца для РФ Золотую Орду. Но это пока что неприемлемо для большинства русских, всё-таки смутно помнящих что-то о Куликовской битве. А Византия, несомненно, гораздо благороднее, культурнее, опять же Православие, да и Тютчев с Леонтьевым посолиднее Льва Гумилёва выглядят.

Кстати, о Леонтьеве. Для него Византия тоже не была самоценна, по его творчеству видно, что подробностями византийской истории он особенно не интересовался, византизм был важен для него в качестве некоего символической альтернативы ненавистному «демократическому прогрессу». Политически - это неподконтрольная обществу автократия, религиозно – аскетическая духовность, внушающая (низам) презрение к материальным и социальным благам.

В других случаях Константин Николаевич с симпатией упоминал «несокрушимую китайскую государственность», «могучее, мистическое настроение Индии» и даже социализм, в коем видел «феодализм будущего». В общем, всё что угодно, только не демократия. Похоже, что аналогичная идея владеет и сознанием нынешней правящей «элиты» РФ.

Когда-то, когда она шла к власти и ломала мешавшее ей советское наследие, на её знамени было написано: «Свобода и Демократия!» Но теперь, когда она получила всё (или почти всё) что хотела, когда она чувствует себя полным хозяином страны, ей оказались потребны иные лозунги, говоря словами того же Леонтьева, «все существенные стороны охранительных учений»: «страх», «дисциплина», «предания покорности», «привычка к повиновению». Всего этого в либерализме не найдёшь. Поэтому «византизм» здесь как нельзя кстати. Точнее: для «избранных», конечно же, останется либерализм, «византизм» - для «быдла».

Вряд ли, однако, этот номер пройдёт успешно.

Сергей Сергеев