Конец гражданской войны был связан с тем, что лояльная к большевикам настроенная по-социалистически интеллигенция решила, что наступила обещанная свобода, и принялась заниматься тем, чем занималась между февралём и октябрём 1917-го — безпрерывными съездами и дискуссиями. Со всей страны съезжались врачи, агрономы, геологи, сельхозкооператоры. И все на свой лад размышляли о перспективах социалистического строительства. В большевицкой партии возникла тревога: она утрачивает руководящую роль в области идей! Надо было показать, кто в стране хозяин. Прежде всего — показать недобитой интеллигенции.

В феврале 1922-го Ленину донесли, что профессура МВТУ ведёт себя «неправильно». Он предложил Каменеву и Сталину «уволить», «ударить сильно» 20 — 40 профессоров. За что? За то, что «они нас дурачат». То есть прикидываются лояльными новой власти, но в действительности являются её идейными противниками. Троцкий сожалел, что не было повода расстрелять этих людей. Ленин же считал, что всё это контрреволюционеры, пособники Антанты, и к ним надо относиться как к военным шпионам. В воспалённом и уже увядающем мозгу большевицкого лидера обнаружилось понимание, что все эти люди не имеют отношения к его государству, а потому их уничтожение, привычное в условиях войны, теперь будет выглядеть не как самооборона, а как уголовное преступление. Пора было налаживать хозяйство, а без капризного Запада это было невозможно. Массовые расстрелы в условиях наступившей после войны тишины могли бы отозваться в далеко не дружелюбных правительствах государств, на торговлю с которыми большевики рассчитывали.

Теоретическую базу под высылку Ленин подвёл в статье «О значении воинствующего материализма», где изобрёл новые определения в адрес тех, кто не собирался с ним полемизировать, но кого он сам избрал в качестве оппонентов, — «дипломированные лакеи поповщины» и «современные крепостники под мантией научности». Затронув публикацию в журнале «Экономист» Питирима Сорокина (после высылки он станет всемирно известным социологом), Ленин предложил всех подобных интеллектуалов, не признающих марксистский материализм, «вежливенько препроводить в страны буржуазной "демократии"». После чего подобные мысли получили широкое хождение вместе с призывами «Философию — за борт!».

В мае 1922-го Ленин предлагает Дзержинскому выслать «писателей и профессоров, помогающих контрреволюции». И уже в мае начались первые высылки. Начали с руководителей Помгола — слишком уж самостоятельной организации. В июле Ленин уже требует от ЦК арестовать и выслать несколько сотен представителей интеллигенции. Без причин и без фамилий — как недавно ещё расстреливали заложников. Теперь планировалась демонстративная акция. И в августе ВЦИК принял декрет «Об административной высылке», который предполагал насильственное выдворение из страны или ссылку в «определённые местности» сроком до трёх лет. Летом начались массовые аресты. Впрочем, не столь масштабные, какими они станут при Сталине.
Понятно, что все, кто мог, уже бежали от «красного террора». В России остались только те, кто либо мнил себя такой величиной, которую не тронут, либо полагал, что пригодится большевикам.

Не особенно разбираясь в том, кто и по каким мотивам ещё остаётся в России, большевики в несколько приёмов вывезли за рубеж около двух сотен интеллектуалов. Если инженеры ещё могли рассматриваться как материал, пригодный для «переделки» в рамках социалистического строя, то гуманитарии не слишком котировались. Поэтому на пароходы и в вагоны поездов, отправлявшихся за рубеж, посадили в основном врачей, философов, экономистов, литераторов, юристов.

19 сентября 1922 года из Одессы в Константинополь был отправлен пароход с представителями украинской интеллигенции — высланы были историк А.В.Флоровский и физиолог Б.П.Бабкин. Но их радушная встреча за рубежом тяжко сказалась на их коллегах. 23 сентября 1922 г. в Ригу и в Берлин поездами была отправлена большая партия учёных, а 29 сентября из Петрограда отплыл собственно «философский пароход», на борту которого были философы Н.А.Бердяев, Б.П.Вышеславцев, И.А.Ильин, С.Е.Трубецкой, С.Л.Франк и другие. Всего с семьями примерно 70 человек. Наконец, 16 ноября из Петрограда на пароходе высланы или уехали добровольно ещё два десятка учёных с семьями, среди которых, Л.П.Карсавин, И.И.Лапшин, Н.О.Лосский и другие. В начале 1923 г. за рубеж был выслан известный философ и религиозный деятель С.Н.Булгаков.

Всего советское государство посредством высылки избавилось от нескольких десятков выдающихся учёных, многие из которых получили мировую известность, а в России о них вспомнили только после краха коммунистического режима.

Много ли «философии» было на «философском пароходе»? Вроде бы не так много — не более двух десятков. Но это практически всё, чем мы располагаем для строительства русского национального мировоззрения. Всё, что могло ещё стать русской философией в Стране Советов, было просто уничтожено или существовало в рамках университетского преподавания истории философии (А.Ф.Лосев).

Русские — самый философский народ в мире после немцев. У немцев философия — это профессия, у русских — либо идеология, либо бытовое увлечение. Немцы сделали философию своим национальным достоянием. После того как философия закончилась, сама немецкая нация отошла в прошлое. Русские свою философию расстреляли, выслали и проболтали на кухнях. В обоих случаях остались произведения, которые едва-едва изучают в университетах. Неведомые не только среднему, но и изрядно образованному европейцу, включая русских образованцев.

«Философский пароход» — символическое прощание России с философией, которую отправили доживать свой век за границей. Революция почему-то устала убивать и спровадила тех, кто завершил русскую философию, подальше от России и русской читающей публики.

Иван Ильин писал: «Философия больше чем жизнь: она есть завершение жизни. Но жизнь первее философии: она есть её источник и предмет». Вместе с той жизнью, которая породила русскую философию, закончилась и сама русская философия. У неё есть последователи, но все вместе они не составляют какого-либо продолжения завершённого, поскольку связаны не с жизненным первоисточником русской философии, а с её текстами. Новая русская философия может возникнуть, только если в жизни возникнут предпосылки для неё, а это значит, что русская мысль породит философию, только сопровождая политическое действие — освобождение России от поработившей её олигархии и русский интеллект от либеральных и социалистических извращений.

О чём думал Ленин, когда вдруг раздумал расстреливать невинных и предложил просто вывезти несколько десятков интеллектуалов за рубеж? Скорее всего он просто вспомнил свои собственные философские штудии в эмиграции и предложил такую же судьбу немногим интеллектуалам. Война закончилась, и Советскую Россию могла убить другая напасть — экономика и сопряжённая с ней общественная теория, которую Ленин расценивал как «мелкобуржуазную», не представляя себе никаких других моделей социалистического управления, кроме тиранических. Почему-то Ленину взбрело в голову показать «демократизм» установившегося режима.

Конкурентов на поле социалистической мысли он истребил в большом количестве, но теперь решился отправить уцелевших подальше от России — может быть, для того, чтобы социализм теперь пустил корни в Европе. В 1921 году Ленин писал: «Пусть едет за границу тот, кто желает поиграть в парламентаризм, в учредилки, в безпартийные конференции». При том, что многие из высланных философов выступали на стороне Советской власти, считая её вполне русской, а большевизм — в крайнем случае болезнью, после которой русская душа получит новые возможности для духовного роста.

Может быть, по замыслу (или безотчётному порыву) Ленина, вирус социализма должен был вернуться в Европу в том виде, когда он ещё не может быть узнан и изобличён как чума, изничтожающая государства и нации. Но вышло по-другому. Русское зарубежье оставило болезнь на родине, а на чужбине особенно остро переживало разрыв с Отечеством и становилось всё более русским, национальным, в нём не осталось социализма. Русской философии повезло не раствориться в задачах социалистического строительства, которые оказались временными. Советская философия исчезла в мгновение ока, как только лишилась государственной поддержки, её останки — это набор предрассудков из школьных учебников. Русская философия без всякой поддержки завершила свои творческие задачи, сохранила русские смыслы, которые переданы последующим поколениям. И только эти смыслы сохраняют у нас надежду повернуться к национальному строительству и в рамках этого строительства воссоздать жизненные основы новой русской философии.

Современное философствование в России — это более или менее утончённое «препарирование личной мифологии» (И.Ильин, 1922), в котором не складывается общего миропонимания, каждому мила своя «химера», и все между собой не согласны. Безумно организованная жизнь общества и государства порождает умствования, имеющие весьма ограниченную ценность, а порой — просто вредные, сводящие с ума и без того дезорганизованное общество. Русская философия оказывается для современного интеллектуала не сущностью, а заданием — тем, чего нет, но что должно быть. Поэтому русские философы всё-таки существуют — в том небольшом числе, которое осознаёт это задание и связь с жизнью предшествующих поколений, где имелись основы для подлинно русского, национального философствования.

Достаточно ли творческого наследия «философского парохода» для возрождения русской философии и становления того мировоззрения, которое необходимо для возрождения России? Чтобы ответить на этот вопрос положительно, следует ответить на другой вопрос: есть ли в России та интеллектуальная среда, в которой русская философия может быть продолжена? К сожалению, на этот вопрос можно дать однозначно отрицательный ответ. Потому что из современной России состоялся «исход мозгов» не менее масштабный, чем в период гражданской войны и большевистских репрессий. Страна в целом поглупела, утратила вкус к философии, образованные слои резко понизили уровень своей просвещённости в мировоззренческих вопросах, а в некоторых группах (в особенности связанных с правоприменением) — даже способность к формальной логике.

Можно также с уверенностью сказать, что олигархическому режиму, паразитирующему на распродаже энергетических ресурсов и национальных интересов страны, интеллект не нужен. Поэтому Россию заселяют наименее образованными выходцами из других стран, которым предлагается рабский труд при отсутствии социальных гарантий, образования, медицины, науки. И, разумеется, философии. Всё это — ради повышения прибылей чудовищно неэффективной в экономическом отношении олигархии. Какая уж тут философия…

Власти изменников и казнокрадов философия не нужна, это точно. А нужна ли русским людям философия? Здесь также с определённостью надо ответить: нужна. Философствование — часть нашего национального характера. Не случайно русский человек ищет в своей жизни чего-то, не исчислимого в деньгах и не выраженного в личной выгоде. И поэтому он против всяких прагматических задач ищет тайны и правды жизни, увлекаясь и путаясь в информационной помойке, заполнившей книжные магазины и электронные сети всякого рода эзотерикой и псевдонаучными сочинениями невежд, сумасшедших и проходимцев.

Русский человек стремится к преодолению чисто бытового понимания жизни, глубина его души достаточна, чтобы там разместились философские проблемы и философские истины. Увы, пока нет русской философии, русская душа будет вмещать всякого рода интеллектуальный мусор, призванный притупить ощущение неволи, духовного ослепления и потребности в философском осмыслении своей жизни.

Философия рождается в жизни духа как созерцание и сострадание, умиротворяющее стихию исторического творчества народа и его интеллектуальных устремлений — «опыт истины». Чтобы быть русской, философия должна иметь предмет русской жизни — национальное бытие русского народа. В настоящее время это бытие подавлено, а потому может существовать только и исключительно как идея национального освобождения. И лишь с возрождением русской жизни философия может стать её зрелым сопровождением — в форме умного понимания её целей и задач.

Чтобы вернуть русским философию, нужна русская национальная власть. И это главная задача для всей философствующей среды, для русского народа в целом.