История 3-летней Веры Смольниковой из Новосибирска, которой в мае этого года итальянские хирурги из клиники в Бергамо подарили вторую жизнь, сегодня известна многим. Сердце малютки, перенесшей тяжелую пневмонию, практически не функционировало. Перед Новым годом ей имплантировали искусственный орган в Новосибирском НИИ патологии кровообращения им. Академика Е.Н. Мешалкина.

Оставался единственный шанс на спасение - трансплантация донорского сердца . Но взрослое - маленькому ребенку слишком велико. А операции по пересадке донорского детского сердца в России не проводятся.

Верочке повезло. Участие в ее судьбе приняло высшее руководство страны. Были выделены деньги - 630 тысяч евро, снаряжен самолет МЧС, и малышку отправили на лечение в Италию.

С клиникой в Бергамо, где операции по трансплантации делают с 1985 года, был заключен специальный договор. Правда, ждать все равно пришлось - 3,5 месяца. В мае русской девочке пересадили сердце четырехмесячного итальянского мальчика Франческо, которого доктора уже не могли спасти. Операция, длившаяся почти девять часов, прошла успешно, и сейчас юная сибирячка проходит в Италии реабилитационный курс, после чего сможет вернуться домой.

Папа девочки Владимир Контарев в интервью РИА «Новости» недавно рассказал, что маленькая Вера быстро идет на поправку и уже начала самостоятельно ходить. Вместе со своей старшей сестрой они смеются и поют песни. В благодарность за подаренное их дочери сердце, родители собираются дать ей второе имя: во всех официальных документах она будет записана как Вера-Франческа.

То, что эта малютка будет жить, - огромное счастье, и, прежде всего, конечно, для ее семьи. Но благоприятный исход, как в данном случае, - редкое исключение.

По оценкам специалистов, ежегодно, как минимум, 100-150 российских детей нуждаются в пересадке сердца, и приблизительно такому же количеству необходима пересадка легких. Но счастливчиков, дождавшихся своего донора, единицы.

До Верочки Смольниковой подобные операции были сделаны двоим - 16-летней Кате Михайловой из Томска и 6-летнему Линару Хисматуллину из Уфы. Этих маленьких россиян тоже спасали трансплантологи из Бергамо. При этом средства для Кати в буквальном смысле собирали всем миром, а пересадку сердца Линару профинансировало Минздравсоцразвития.

В мире каждый год производится почти 5 тысяч трансплантаций сердца. Из них примерно 500 - пациентам до 18 лет. У нас же в стране за всю 25-летнюю историю отечественной трансплантологии сделано не более 350 пересадок сердца. У детей - ни одной.

И дело не в том, что нет специалистов или необходимого высокотехнологичного медицинского оборудования. Отсутствует законодательная база.

В России делают операции по пересадке детям почек, печени, поджелудочной железы, но только от взрослых доноров. Чаще всего от близких родственников. А вот сердце или легкие ребенку можно пересадить только от сверстника, потому что в детскую грудную клетку взрослые органы просто не поместятся.

Но забор донорских органов у детей у нас не практикуется.

В результате каждая операция - как эксклюзив: шанс на выздоровление получает один из ста, нуждающихся в новом сердце. 99 - умирают.

« Это боль и позор нашей медицины », - признает руководитель отделения неотложной хирургии детей раннего возраста НЦ сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева Константин Шаталов .

За рубежом, в странах, где такие операции проводятся, всем нашим малолетним пациентам помочь тоже не в состоянии. Даже если гипотетически предположить, что огромные финансовые средства найдутся ( а это сотни тысяч евро только на одного ребенка ), детей там вряд ли примут, потому что на всех донорских органов просто не хватит. Дефицит органов - проблема трансплантологов всего мира.

« В любой стране появление большого числа иностранных пациентов неизбежно приводит к сокращению шансов на трансплантацию для местного населения , - объясняет директор Федерального научного центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В. И. Шумакова Сергей Готье . - В связи с этим все без исключения цивилизованные страны крайне неохотно принимают иностранцев, нуждающихся в пересадке органов, в особенности столь труднодоступных органов, как сердце, тем более - детское ».

Готье уверен: всем, кому необходимо, могли бы делать пересадки органов на родине. Но на данный момент с правовой точки зрения это невозможно.

Сегодня закон о трансплантации, принятый почти 20 лет назад, регламентирует презумпцию согласия на забор органов у взрослых людей. То есть, если прижизненного отказа от донорства нет, значит, умерший автоматически рассматривается как потенциальный донор. Конечно, свой протест могут выразить родственники. Но врачи не обязаны их об этом спрашивать специально, так как ни одна инструкция этого не требует.

Любой, достигший совершеннолетия, может стать донором и при жизни - это, как правило, донорство родственное, когда кто-то из родителей или близких людей добровольно отдает часть себя, для спасения своего ребенка. При этом органы не могут быть предметом купли-продажи: принуждение к изъятию органов, как и торговля ими, являются у нас уголовно наказуемыми деяниями.

Что касается детского донорства, то оно в нашей стране было запрещено всегда. Забирать органы у живых детей для пересадки другим людям, даже с согласия их родителей, закон не позволяет: поэтому ни при каких условиях нельзя, например, пересадить почку одного ребенка другому.

Вместе с тем практически подготовлена правовая база для посмертного забора органов детских органов. Такая возможность прописана в проекте нового ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» , который во втором чтении будет рассмотрен депутатами Госдумы в эту осеннюю сессию: его 47-я статья предусматривает введение принципа испрошенного согласия родителей или лиц, их заменяющих, на изъятие органов у умерших детей. Причем только письменного согласия.

Проблема в том: кого считать умершим? Обычно смерть констатируется на основании диагноза необратимой смерти головного мозга: то есть, когда мозг уже не подает признаков жизни, а сердце еще работает. Это тот самый момент, когда органы и ткани скончавшегося человека можно использовать для трансплантации.

Но специалисты не столь единодушны, когда дело касается смерти ребенка. На этот счет имеются различные точки зрения, поскольку до конца не изучены свойства клеток детского головного мозга. Многие ученые считают, что мозг ребенка более пластичный, а, значит, обладает большими возможностями для восстановления, чем мозг взрослого человека, который, если его лишить кровообращения, умирает через 10 минут. Поэтому невозможно сказать точно, сколько следует ждать возобновления деятельности мозга у детей перед тем, как зафиксировать смерть.

Официальной инструкции Минздрава, по которой четко можно было бы определить наступление смерти у детей, на сегодняшний день не существует. Проект документа разрабатывается уже несколько лет, но глава ведомства Татьяна Голикова пока не осмеливается его подписать.

« Я прекрасно понимаю ее состояние: она подписывает эту инструкцию, и завтра начинается истерия в СМИ , - говорит Константин Шаталов . - Общество на данном этапе не готово. Не готово не только к детской, но и к взрослой трансплантации ».

Действительно, когда речь заходит о пересадке органов, согласия пока нет ни в общественном мнении, ни даже среди врачей. Тема эта слишком деликатная, поскольку затрагивает глубокие этические проблемы. А весомые аргументы в пользу своей позиции есть и у сторонников, и у противников трансплантации органов .

Так, президент Общественного совета по защите прав пациентов Александр Саверский придерживается мнения, что изымать органы у ребенка нельзя ни при каких условиях:

- Да, сейчас готовится закон, в соответствии с которым ребенок посмертно может быть донором органов. Я считаю это недопустимым.

«СП»: - Александр Владимирович, не могли бы пояснить вашу точку зрения ?

- Все просто. У нас, в сущности, по здравому смыслу и по Конституции есть свобода личности, которая предполагает автономию воли. Иными словами, скажем так, человек сам распоряжается всем, что ему принадлежит. И я полагаю, что ни у кого нет сомнения, что тело человека принадлежит ему самому. Поэтому единственное условие, когда посмертный забор органов мог бы быть возможным, - это прижизненное согласие донора, как это сделано в тех же Штатах. Там человек вписывает в страховой полис или любой другой документ свою волю и по наступлению определенного вегетативного состояния врачи изымают из него все, что им заблагорассудится. То, что он разрешил, скажем, так. Ребенок же еще не может осознанно формировать здесь свое мнение, и потому не может дать такого согласия.

«СП»: - Предполагается, что за него это могут сделать родители…

- И они не могут. Это не их тело, не их организм. Это должен быть только сам ребенок.

«СП»: - Понятно, что это невозможно.

- Поэтому и недопустимо. И это не просто слова, это убеждение, основанное на фактах. Нам знаком, по крайней мере, один родитель, который сутки провел у реанимации, когда его дочь попала в ДТП. Девочка была совершеннолетняя: только-только исполнилось 18 лет, и вот после аварии попала в реанимацию. Мать сутки дежурила у дверей, но потом ей сказали, что она умерла. А через полтора года следователь ее ошарашил: «Ольга Александровна, а вы знаете, что у вашей дочери органы изъяли?». Она ему: «Бог мой, а я полтора года не могла понять, почему дочь во сне мне говорит, что ее похоронили пустой!». И что они там делали сутки? Они ее спасали или кого-нибудь другого?

«СП»: - Мнение родственников никого не интересует?

- Это называется презумпция согласия. Иными словами, предполагается, что мы все заведомо согласны с тем, что у нас будут изымать органы.

«СП»: - Мы все потенциальные доноры?

- Получается, что так. Но это совершенно ненормально, нецивилизованно и вообще средневековьем попахивает. Но цинизм ситуации еще в том, что в инструкции, по которой эти органы забирают, есть оговорка - «если врачи не поставлены в известность о последней воле донора по этому поводу». А она что, у него в виде татуировки , что ли должна быть?

«СП»: - Должно быть письменное согласие?

- Да, должна быть официальная бумага, документ, что он согласен. В США тех же специальная графа есть даже в водительских правах. Что это сложно у нас сделать? Понимаете, когда люди действуют по согласию, а таких, кто согласится отдать органы, я думаю, будет немало, варварские методы уже никто применять не будет. Опасения, что люди начнут друг друга убивать, совершенно необоснованны, потому что тот, кто готов убивать, он и сейчас убьет.

«СП»: - Ну, с взрослыми понятно: они вправе сами распоряжаться собой. А дети?

- Для спасения детей нужно развивать другие технологии, к примеру, те же стволовые технологии. Понимаете, для меня трансплантология, особенно детская, - это черная магия в чистом виде. Есть в этом что-то небожественное: отбирать орган у одного ребенка и отдавать другому.

«СП»: - Но многих детей можно было бы спасти только таким образом, а пока они обречены .

- Но ведь то же сердце надо у кого-то взять. А вы бы посмотрели на родителей, которые стоят у стен реанимации, и вам все станет ясно. Кто посмеет отнять у них надежду? А родители, которые ждут этот орган для своего ребенка, что с ними происходит? Грубое сравнение, но они как хищники стоят и ждут, когда у кого-то случится горе. Просто ненормально все это.

«СП»: - Помимо этических барьеров, что еще мешает?

- Правовых норм просто нет. Должна быть констатация смерти мозга. Но еще Шумаков (Валерий Иванович Шумаков, первый директор НИИ трансплантологии и искусственных органов, скончался в январе 2008 года - прим. «СП») признавал, что здесь может быть не меньше 11 % ошибок. Кто даст гарантии, что ваш ребенок не окажется среди этих одиннадцати процентов? Поэтому выход, на мой взгляд, только в том, чтобы развивать другие технологии. Вообще наша медицина - это целый клубок биоэтических проблем - клонирование, трансплантология, стволовые клетки, то же использование плаценты на всякие кремы без согласия матерей. Здесь куча вопросов. Но общество наше просто не готово на них ответить. Знаете, я как-то на одной передаче был свидетелем драки между мамой, которая потеряла свою дочь, и мамой, ребенку которой почку этой девочки пересадили, - это чудовищно. Такого просто не должно быть.

Правила в разных странах

Законное использование органов живых доноров, допускается в большинстве стран мира. Но органы берутся, как правило, у живых родственников пациента.

Запрещается использовать донорские органы людей с психическими расстройствами и заключенных. В Италии строго запрещен ввоз органов заключенных, приговоренных к смертной казни. В Британии , если человек хочет стать донором, он регистрируется в специальном реестре национальной службы здравоохранения и получает удостоверение донора с фотографией. Однако у родственников все равно спрашивают разрешение.

Любой испанец признается донором органов автоматически, но семьям потенциальных доноров разрешается аннулировать согласие. В Австрии мнение родственников при таких же условиях не учитывается. В Германии требуется прижизненное согласие.

В США более 86 миллионов человек являются официально зарегистрированными добровольными донорами.

Законодательство Украины предусматривает обязательное согласие пациента или его близких для забора органов.

Но в ряде регионов процветает так называемый «черный» рынок торговли органами, и этой проблеме был посвящен отдельный доклад ООН «Предупреждение незаконного оборота органов человека, борьба с ним и наказание за него» . Его авторы утверждают, что маршруты незаконного оборота органов человека проходят по всему земному шару, причем прослеживается общая тенденция с юга на север, от «бедных» к «богатым». Добровольными или невольными донорами выступают уязвимые слои населения. Во многих странах люди сознательно идут на продажу своих органов, чтобы избавиться, хотя бы на время, от крайней нищеты.

По экспертным оценкам, ежегодно в мире осуществляются тысячи незаконных операций по пересадке органов. Самый высокий спрос существует на почки и печень.

Международные медицинские и правозащитные организации особенно обеспокоены подпольной продажей органов человека, которые берутся у живых людей, и часто преступным путем. Особую обеспокоенность у международного сообщества вызывают случаи продажи детей в целях извлечения органов. Так, в документе есть упоминание о некоем российском гражданине, который занимался перевозкой детей из России в Испанию с целью продажи их органов. Расследование проводилось совместно правоохранительными органами Финляндии и Испании, однако из-за нехватки доказательств обвинений предъявлено не было.