Но теперь не достанется, потому что наши добрые власти, начиная с 2000 года, списали $80 млрд внешних долгов. Кто-то скажет, что эти деньги – не такая уж и сумма. Но это для кого как: у одного жемчуг мелкий, но у другого-то щи пустые. И тех, которые с пустыми щами, гораздо больше. И потом, долги посчитаны по советскому курсу, когда в одном рубле помещалось полтора доллара. А если их пересчитать по нынешнему, когда в долларе – 30 руб. с чем-то? Уже по 24 000 «зеленых» на брата вырисовывается, включая младенцев и глубоких стариков. Ясно, конечно, что добиться пересчета крайне трудно, если вообще возможно, да и никто народу не стал бы их раздавать напрямую, но, может быть, хотя бы построили тротуары какие-нибудь, больницы, школы, провели газ, где его нет, и нуждающимся пособия увеличили? В общем, нашли бы куда приложить, известно ведь: рубль есть – и ум есть.

При этом Россия за те же годы сама выплатила долгов на $124 млрд. Внешний долг Российской Федерации снизился с 2001 года со $160 млрд до $36 млрд, большая часть из которых (81,4% – $29,82 млрд) составила задолженность по еврооблигационным займам, сообщает Newsland со ссылкой на «Независимую».

Весной же прошлого года России после 12-летнего перерыва пришлось вернуться к практике заимствований на внешних финансовых рынках, выпустив два транша еврооблигаций на сумму 5,5 млрд. Получается, что одна рука берет долги, а другая – прощает десятки миллиардов. Где же логика? И бескорыстно ли происходит этот «всепрощенческий» процесс?

Обычно проправительственные эксперты, успокаивая общественное мнение, прибегают к одному и тому же аргументу: «Нам все равно ничего не дали бы». Но действительно ли это так? Практика работы с долгами широка и разнообразна. Долги можно получать деньгами, а если их нет – товарами. Долги можно зачесть за другие долги, выстроив цепочку из нескольких участников расчетов. Долги можно конвертировать в ценные бумаги – акции или облигации компаний с государственным участием. Их можно продать, в конце концов, как продают банки своих безнадежных заемщиков коллекторским агентствам. Много чего можно сделать с долгами, но наши власти в этом случае не придумали ничего лучшего, как простить их.

А что думают по этому поводу эксперты? Директор Института экономики РАН Руслан Гринберг считает существующую долговую политику единственно верной: «Я, как вам известно, не очень люблю наше правительство, но в данном случае оно все делает правильно», – одобряет он действия властей. Прощение огромных сумм экономист называет жестом доброй воли – нормальной реакцией здоровой страны.

«К сожалению, альтернативного пути у нас нет. Если говорить о помощи не бедствующему Ираку, то это – скорее помощь новому правительству. Списывая долги, мы закладываем свой кирпичик в становление новых демократий», – убежден Гринберг.

Проблема только в том, увидит ли потом кто-нибудь наш «кирпичик» или нет. Это – дело добровольное, можно и не разглядеть, как уже не раз бывало.

С Ливией тоже как-то непонятно получилось. Российские власти внезапно простили нефтедобывающей (!) стране $4,5 млрд, что составляет почти треть годовых расходов федерального бюджета на здравоохранение, и именно в тот момент, когда нефтяные цены были на пике.

Произошло это в 2008 году за завтраком Путина с Каддафи, который пресса язвительно назвала «самым дорогим завтраком Путина». По данным Всемирного банка, положительное сальдо счета текущих операций Ливии в 2006-2008 гг. составляло $22-38 млрд в год, а после падения нефтяных цен – $9,4 млрд. Скромненько, но не катастрофически. Почему, спрашивается, не получили с него нефтью? Что сподвигло Путина на такую щедрость? Ответа нет.

«Падение режима Каддафи может не только осложнить перспективы российскому окологосударственному бизнесу, получившему контракты за счет непрозрачных личных отношений с ливийским диктатором, но и вскрыть возможные коррупционные подробности такого взаимодействия», – написал в своем блоге Владимир Милов.

Замминистра финансов Сергей Сторчак считает, что РФ как суверенный кредитор встала на ноги всего лишь 6 лет назад. До этого мы практически не предоставляли никому новых государственных кредитов. За последнее время в качестве заемщиков у нас выступали достаточно нормальные страны, и проблемных кредитов среди них не предвидится. Причиной списания долгов в большинстве своем является неправильное планирование заимствований со стороны как заемщика, так и дебитора. Греция – классический пример. Когда в силу внутренних, чаще всего политических причин бюджеты формируются со всеми дефицитами, а затем эти дефициты покрываются за счет заимствований. Поэтому соглашения без оглядки на долговую устойчивость страны приводят к долговым кризисам.

Бывший министр экономики Андрей Нечаев говорит, что у любого списания долгов есть несколько составляющих. Первое – самый главный мотив, когда долг получить просто невозможно. В таком случае государства пытаются получить что-то взамен. В частности, какие-то привилегии для работы российских компаний: например, у крупных российских компаний есть существенные интересы в Ираке. Второе – политическое влияние. Третье – финансовый имидж страны.

«Если страна может себе позволить списывание кредитов, значит, с финансами у нее все в порядке». В связи с вероятностью выхода России в ближайшее время на международные рынки капитала это и есть главный аргумент.

Теоретически долг можно продать. Но поскольку в данном случае Россия идет в русле других развитых стран, которые тоже «прощают» свои долги развивающимся странам, то покупателей найти будет не так просто, а с учетом того, что в большинстве случаев нынешнее положение заемщиков плачевно, рассчитывать на какие-то серьезные деньги почти невозможно. Скорее всего, долги будут проданы по очень невыгодной, низкой цене. Что касается одного из распространенных условий списания долга – приобретения у России военной техники, то следует напомнить, что конкуренция на рынке оружия одна из самых острых в мире. Обменять долги на новые закупки при условии, что они будут уже не в долг, а оплачены живыми деньгами, – реальный шанс для России.

Здесь хотелось бы поинтересоваться у бывшего министра: что же все-таки лучше – продать долги и получить хоть что-то или простить и получить ноль?

Станислав Машагин, заместитель генерального директора инвесткомпании «Урса Капитал», полагает, что списание – это не столько экономическое дело, сколько политическое. Нам очень важно начать с нуля экономическое сотрудничество с такими странами как, например, Ирак. Но подобные сделки, конечно, не всегда удачно проходят и незамедлительно окупаются. Прощение Ливии $4,5 млрд в обмен на многомиллиардный контракт (в частности, соглашения о сотрудничестве с Ливией подписали компании «РЖД» и «Газпром») в 2008 году пока ни к чему хорошему не привело. А в случае с достаточно сильными экономически Ираком и Афганистаном мы, кажется, немного поспешили. Есть вероятность, что в обозримом будущем эти деньги могли были быть ими возвращены.

А вот достигнутая в сентябре нынешнего года договоренность с Северной Кореей (не признаёт долга, считая своим кредитором «несуществующий» Советский союз) о списании $11 млрд – реальный толчок для развития сложившихся между нами плачевных экономических отношений. Совершая подобные номинальные действия, Россия позиционирует себя как крупная держава, будучи членом «Большой восьмерки» и «Двадцатки», конвертирует эти действия в качестве инвестиций в поддержку развивающимся странам. На пустом поле это хоть какие-то ростки, позволяющие России включиться в большую игру, добиться пусть незначительных экономических, но весомых политических результатов.

Борис Хейфец, профессор Института экономики РАН, напоминает, что Россия практически простила всё всем должникам Советского Союза. В целом долг западных стран России оценивался в $145 млрд в пересчете на курс доллара Госбанка СССР – 0,66 руб. за доллар. До 1997 года мы пытались как-то его реструктурировать, в основном, правда, безуспешно. Некоторые страны не признавали эту задолженность, не считая Россию правопреемницей СССР. Поэтому все не так удачно складывалось, хотя и были предложения пересчитать долг по курсу 3-4 руб. за доллар.

В 1997 году мы вступили в Парижский клуб и там проводили реструктуризацию по правилам неформальной организации кредиторов. Кроме того, клуб не признавал военные долги, тогда как 80% всех долгов нам приходится как раз на эту категорию. Одним из условий Парижского клуба было то, что долг должен выплачиваться деньгами, а не товарами, как это было раньше. Между прочим, до вступления в клуб товарами мы получили от заемщиков примерно $25 млрд.

Затем мы начали прощать более развитым странам (по условиям Парижского клуба эти страны не могли рассчитывать на списание долга в силу показателя душевого дохода), которые теоретически в состоянии были погашать долг. В ход пошли новые схемы с допущением в качестве «бонуса» к инвестициям. Но все вышло не так, как предполагалось. С Алжиром, например, была проблема в качестве поставляемой техники. Они отказались от значительной части поставок, и дальнейшая судьба урегулирования соглашения до сих пор остается неопределенной.

Единственный, кто нам погашал и продолжает погашать долги, – это Индия, отказавшаяся в свое время от старого валютного коэффициента. Несколько лет назад нам удалось договориться о конвертации оставшейся части долга в акции индийских предприятий (долг будет потрачен на покупку 20% акции индийской телекоммуникационной компании).

Вариант «отсиживания» долгов до лучших времен, пока страна выйдет из порочного круга «невозвращенцев», неконструктивный, потому что во всем мире происходит обесценение валют. Более того, практика показывает, что состояние должников со временем только усугубляется. Если раньше значительную часть международной помощи развитию составляли меры по списанию долгов, то сейчас весь мир перешел на гранты.

У России слишком много амбиций. Она взяла на себя целиком и полностью долги СССР и активы в разных частях мира тоже, задолженность иностранных государств перед СССР, золотой запас, имущество за границей. Причем подписала такие соглашения – размен долгов и активов со всеми странами, с большинством по прямому действию, с некоторыми – через парламент. Вот если бы мы не взяли долг СССР, у нас была бы возможность настаивать на списании.

Вместо этого мы реструктурировали долги, причем два типа долгов: перед частными инвесторами – долги Лондонского клуба и перед правительством – Парижский клуб. С «лондонских» долгов мы выгадали почти 10%, обменяв их на еврооблигации с погашением в 2018 и 2028 гг. Это – уже не списание, а т. н. секьюритизация долга. С «парижским» долгом мы затянули. При расчете долга, как известно, берется его текущая стоимость с учетом конъюнктуры. А в 2000-х гг. при мощном росте нашего экспорта и неплохих темпах роста ВВП стоимость долга тоже повысилась. В конечном итоге мы заплатили больше, чем должны были.

Интересна реакция Интернета на любое сообщение о прощении долгов. Каждый второй-третий участник форума полагает, что прощаются они не просто за какой-то там мифический авторитет, а за вполне материальные откаты. Да и может ли быть иначе, если откатами пропитана вся внутренняя жизнь страны? С какой стати внешняя станет от нее отличаться, да еще в такой деликатной сфере?

Другие недоумевают, почему Каддафи можно было простить такую гигантскую сумму, а старикам долги по ЖКХ – нельзя. Третьи прикидывают, что такую кучу денег могли бы употребить на возрождение российской авиации, на перевооружение армии, наконец.

Есть и такие, которые говорят, что если бы это были не государственные, а личные деньги прощающих чиновников, они бы отстаивали их до последнего, а не соглашались на списание.

Тем, которые возражают, что лучше простить долг в какой-либо стране и спокойно вести серьезный бизнес, тут же возражают: «Лучше кому? Кучке воровских олигархов?».

Есть и такие, которые считают, что прощение никак не скажется на имидже нашей страны, поскольку всем известно, что она сырьевая и сама зависит от ценовой конъюнктуры.

Кто-то замечает, что мы уже в долгах, как в шелках. Ведь сумма валютных резервов страны уже равна сумме внешнего корпоративного долга под государственные гарантии.

Другие недоумевают насчет принципа священности частной собственности и спрашивают, почему государственная собственность, каковой и являются внешние долги, вовсе не является священной.

Как резюме звучит ответ на фразу г-на Нечаева: «Если страна может себе позволить списывание кредитов, значит, с финансами у нее все в порядке». Читатель отвечает: «Значит, у страны не все с головой в порядке! Вот что это значит!».