Есть какая-то мистика истории в том, что поворотные события в жизни России начала 2000-х – Манежка и Болотная – происходят в декабре. Невольно у всех, кто ещё помнит хоть немного школьную программу, возникает автоматическое желание назвать участников этих протестных акций – декабристами . Кто пообразованнее - вспомнит, что и тогда, в 19 веке, тоже выходили на площадь – Сенатскую. А интеллигент советской закваски наверняка процитирует «Петербургский романс» Галича: «Сможешь выйти на площадь в тот назначенный час?»

Но, разумеется, это чисто внешние и достаточно незначительные совпадения. А по сути: что общего между гвардейскими офицерами-дворянами 14 декабря 1825-го и футбольными фанатами 11 декабря 2010-го/горожанами из «среднего класса» 10 декабря 2011-го? Столько воды утекло за почти что два столетия… Однако, как ни странно, общего между столь разными декабристами, и именно - по сути, более, чем достаточно.

И тогда, и сегодня перед русским декабризмом стояла одна и та же задача – создание в России русского национального демократического государства . И тогда, и сегодня главным противником этого проекта была неподконтрольная обществу авторитарная власть, воспринимающая Россию как свою вотчину, а русских как своих безропотных подданных. И тогда, и сейчас эта власть предпочитала опираться на сплочённые нерусские этнокорпорации (тогда – на остзейских немцев, сейчас – на чеченцев), лишь бы не зависеть от контроля со стороны государствообразующего народа – русских.

Для декабристов Сенатской, как и для декабристов Манежной, русская тема была главной. Вильгельм Кюхельбекер, нерусский по крови, но русский по духу признавался, что главной причиной, вовлекшей его в Общество, было страстное желание сделать русских великими и счастливыми: «взирая на блистательные качества, которыми Бог одарил народ русский, - народ первый в свете по славе и могуществу своему, по своему звучному, богатому, мощному языку, коему в Европе нет подобного, наконец, по радушию, мягкосердечию, остроумию и непамятозлобию, ему пред всеми свойственными, я душою скорбел, что все это подавляется, вянет и, быть может, опадет, не принесши никакого плода в нравственном мире».

Этнический и гражданский национализм, вопреки распространённому предрассудку, нимало не противоречит друг другу. Борьба за честные выборы декабристов Болотной не менее национальна, чем борьба против этнической преступности декабристов Манежной, тем более последние выдвигали и чисто гражданское требование честного правосудия. Демократические лозунги декабристов прошлого также органично сочетали этническое и гражданское, что в сумме и образует национальное .

«…Народ Российский не есть принадлежность или Собственность какого-либо лица или Семейства. Напротив того, Правительство есть принадлежность Народа и оно учреждено для Блага Народного, а не Народ существует для Блага Правительства», - эти слова из «Русской Правды» Павла Пестеля звучат вполне актуально и сегодня, когда наше государство де-факто приватизировано пусть не одним, а нескольким десятков семейств, которые уверены, что для их блага существует и правительство, и народ.

Также в высшей степени актуальны для нашего общества, где на глазах реанимируются феодальные привилегии, пестелевские размышления о вреде сословного деления: «…нарушают сии различия добрую между Гражданами связь, разделяя их на несколько отделений имеющих совсем различные виды и выгоды, а следовательно, и образ Мыслей ... Сословия тем еще пагубны, что они только одним пристрастием дышат, что некоторым членам Народа выгоды дают в коих другим отказывают без всякой причины и без всякой для Государства пользы, что для пресыщения корысти нескольких Людей жестокую оказывают Несправедливость против наибольшей части Народа и что противны цели Государственного Существования, состоящей не в пристрастии к малому числу, но велико возможно большем благоденствии многочисленнейшего числа Людей в Государстве».

Сломать структуру неподконтрольной обществу власти, ликвидировать неосословные перегородки возможно только тогда, когда в России не на словах, а на деле сувереном станет русская политическая нация. К этому стремились декабристы 1825-го, этого – сознательно или бессознательно - взыскуют декабристы 2010-го и 2011-го.

Ну и ещё одно важное сходство двух декабризмов – этическое. И там, и там мы видим в качестве важнейшей эмоциональной составляющей гражданского протеста пробудившееся или пробуждающееся чувство личного достоинства. Декабризм 19 века, выросший из мироощущения «непоротого поколения» русского дворянства был насквозь пронизан сознательно культивируемым этосом самостоятельного, деятельного гражданина, лично отвечающего за ход истории. До такого самосознания современному декабризму, конечно, ещё далеко, но то, что десятки тысяч людей восприняли как личное оскорбление вроде бы непосредственно их не коснувшиеся выборные фальсификации, говорит о том, что «философия выпоротого человека» (Розанов) явно перестаёт удовлетворять русского человека. В нём, говоря словами Сергея Волконского, «зародыш обязанностей гражданина сильно уже начал выказываться», приходя «на место слепого повиновения, отсутствия всякой самостоятельности».

На этом собственно сходство двух декабризмов заканчиваются. Различий между ними, разумеется, тоже немало. В частности, к невыгоде декабристов нынешних, у них нет детально разработанных политических программ, подобных той же «Русской Правде» или Конституции Никиты Муравьёва, - а пора бы этим озаботиться. Ясно, что сценарий военного переворота, на который делали ставку герои 14 декабря, сегодня совершенно нереален.

Но есть одно различие, которое лучше всяких сходств подчёркивает вневременное единство русского декабризма. Помните: « Страшно далеки они от народа », - эти слова, весьма точно отражавшие положение декабристов прошлого, никак не могут быть применимы к декабристам настоящего. Ибо они и есть сам народ, наконец-то созревший для того, чтобы стать полноценной НАЦИЕЙ.

Сергей Сергеев