В последнее время мы можем часто слышать яркий и популярный тезис о том, что Путин предотвратил распад России. Этот тезис настолько ярок и популярен, что было бы странно не попытаться максимально подробно его разобрать.

Если мы переведем вышеупомянутый тезис в более хорошо разбираемую форму и превратим его в вопрос, он будет звучать так: насколько реальной была угроза сецессии российских республик в конце 90-х? В целом интересно даже, насколько реальной эта угроза была в течение всего периода становления нынешнего политического режима.

Чтобы ответить на этот вопрос, нам необходимо раскрыть сам механизм отношений между Центром и республиками, что, в свою очередь, вызывает необходимость небольшого исторического экскурса.

Как мы помним, В. И. Ленин ещё в 1917 году заявлял, что великороссы должны предоставить нерусским народам«без изъятия решить вполне свободно, хотят ли они жить в отдельном государстве или в союзном государстве с кем угодно» (Ленин В.И. ПСС, Т.32, С.40 – 41). В 20-х годах это заявление было по-большевистски смело претворено в жизнь - судьбу народов решали, конечно, вовремя ставшие коммунистами представители этих народов. Границы национальных образований были прочерчены по-революционному криво - ареалы расселения народов с границами «их» квазигосударств не совпадали, а сами республики зачастую имели в свих граница больше великороссов, чем освобожденных из-под кровавого великоросского гнета представителей нерусских наций. По странному совпадению ключевые властные посты тоже оказались в немалой степени в руках русских, что привело к т.н. политике «коренизации» - когда управленческие кадры формировались в республиках по национальному признаку, при игнорировании интересов русского населения автономных республик. Об этом процессе, в частности, пишет в своих работах Р. Галлямов. Шли годы, и менялись поколения – к началу 80-х гг. в российских регионах сформировались группы, лоббировавшие свои региональные интересы в Москве. Стоит ли говорить, что в республиках РСФСР эти группы были построены о национальному принципу?

Когда пришла перестройка, эти уже сгруппировавшиеся республиканские элиты не могли не понимать, что политические преобразования неизбежно влекут за собой кадровые. И удержаться в своих креслах можно было, лишь став незаменимыми для Москвы. Каким же образом можно было стать незаменимыми? Ответ подсказала сама История – в виде колонн националистов, вдруг вспомнивших о вековом имперском гнете. Ельцин порадовал своей исторической фразой «берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить» не только активистов «Азатлыка» и «Кук буре», но и, пожалуй, больше всего – республиканские элиты. Регионы стремительно суверенизировались – были приняты Декларации о государственном суверенитете, Конституции новоявленных «государств». Реакцией на этот процесс стало подписание Федеративного Договора, закрепившего неравноправие регионов. В комментарии к тексту ФД за авторством Р. Абдулатипова есть весьма красноречивое признание:«республики (государства) с достоинством и гордостью могут ощущать себя в составе Российской Федерации. Над ними и параллельно с ними нет какой- то другой, особой республики, частью которой им приходилось бы быть. Слово же «Россия», употребляемое наряду с «Российской Федерацией», означает историческую преемственность, НАПОМИНАЕТ РУССКИМ ЛЮДЯМ, ЧТО ОНИ ТОЖЕ НЕ БЕЗ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ ».То есть если ленинское наследие – национальные республики - равноправно заключали договор с другим государством – Россией - то нам лишь напомнили, что мы ТОЖЕ не без государственности… Какая тонкая издевка! И в то же время вынужденное признание - что у нас ЕСТЬ государственность, и – что эта государственность выражена в самой России.

К середине 90-х в Москве ряд политиков предложил реформировать федерацию по немецкому образцу – отменив национальные государственные образования. Реакция республик была крайне резкой, республиканские элиты пригрозили выходом из состава федерации, и проект мирно прекратил свое существование. Конечно, сама угроза самовольной сецессии выглядит крайне нагло, пусть и с учетом не так давно заключенного Федеративного Договора. Но есть ещё один нюанс. Ельцинский режим не имел собственно никаких правовых оснований даже для своего существования – после Указа №1400 Ельцин просто перестал быть президентом, и создаваемая на костях защитников Белого Дома государственная система ещё не имела достаточно ресурсов для того, чтобы вынудить регионы признать свою легитимность. И хотя так или иначе регионы подчинялись Центру, правовой вакуум не позволял ельцинской бригаде в полной мере проявлять свою тягу к власти. Возможно, этим отчасти объясняется и подписание мирного договора с ЧРИ в мае 1997 года – правомочность масхадовского правительства, по сути, ничем не уступала правомочности правительства ельцинского.

Пожалуй, перелом в развитии отношений между Центром и национальными образованиями случился именно в процессе первой чеченской войны. Неизвестные (или известные?) кукловоды с начала 90-х готовили кровавый спектакль – когда из Чечни летом 1992 года вышли российские войска, чеченцам в подарок осталось все вооружение и снаряжение 173 ОУЦ – около 60000 единиц стрелкового оружия,42 танка, 3050 тонн ГСМ, 27 зенитных орудий и установок и ещё очень много средств производства похоронок. Россия показала, что страшной, кровавой ценой – но может платить за свою целостность. Россию спасли от распада те самые простые русские, татарские и еще очень разные по национальной принадлежности парни, умиравшие на этой подлой и страшной войне, которую так и не посмели назвать войной выродки, забравшие жизни и изуродовавшие души воинов, выполнивших долг перед предавшей их Родиной.

Собственно, угроза сепаратизма после войны стала сходить на нет. Договор между ЧРИ и Россией не был свидетельством поражения России – независимость Ичкерии Москва так и не признала, но было принято совместное решение «навсегда отказаться от применения и угрозы применения силы при решении любых спорных вопросов». Наконец сказалась вековая инерция единства России, республиканские элиты постепенно отказались от сепаратистской риторики, добившись привилегированного положения своих республик в федерации и собственного – в своих республиках. А разве им нужно было что-то другое?

К концу 90-х началась и политическая актуализация «русского вопроса». В конце 1998 года прошли Парламентские слушания по вопросу «О концепции государственной программы национально-культурного развития русского народа», первый заместитель министра национальностей В. Печенев в одном из своих интервью открыто сказал, что Россия – одно из самых мононациональных государств в мире, и что права русских, особенно – права русских в национальных республиках необходимо защитить на национальном уровне. Конечно, это самоочевидные вещи – но слышали ли мы подобные самоочевидные вещи из уст правителей нулевых годов?

В сущности, для реального отделения республик от России не было тогда достаточно зрелых предпосылок. Вообще не было никаких реальных предпосылок – было лишь желание республиканских элит получить максимум преференций от Центра. Поэтому говорить о Путине, как о спасителе – в корне неправильно. Хотя… Он действительно спас – остатки достоинства Так Называемого Первого Президента – ведь начать боевые действия против богатой нефтью республики не с руки самому Верховному Главнокомандующему, который с этой же республикой договорился «навсегда отказаться от применения и угрозы применения силы при решении любых спорных вопросов».