Старая, разламывающаяся от времени фотография. Красивое, одухотворенное лицо. Чистый и светлый, полный неизъяснимой душевной боли взгляд. Темная гимнастерка с буквами «МКПУ» на петлицах и шапка-ушанка со ставшей для нас главным воинским символом красной звездочкой на ней. На оборотной стороне фотографии – подпись: «На память сестре Наде от брата Родиона. Фото. 27.03.41 года». Командир взвода в стрелковом корпусе, разбитом на Лужском рубеже, он пропал без вести в сентябре того же, ставшего великим в своей трагической и горькой поступи, 1941 года. Из дивизии, в которой служил брат моей бабушки, вышло к своим лишь около двух тысяч человек.

Русский парень из маленькой деревни на юге Западной Сибири. Немало таких же русских парней из других районов былой великой страны лежат и рядом с ним - где-то под Лугой, и подо Ржевом, и в немецкой земле – да и везде, где прошла очистительная война своей тяжелой и горькой поступью. Воинов, погибших за свое Отечество. Погибших, принявших последний свой вздох со звездочкой на ушанке. Или пилотке. Или каске. Со звездочками на партийном, комсомольском билетах. С вылетевшими когда-то из легких святыми словами советской воинской присяги.

Там же, в этой же милосердной и мягкой для русских воинов русской земле, лежат точно такие же русские парни. Точно такой же, густой и горячей русской крови. Лежат, сжав в окостеневших руках оружие, лежат, в последнем вздохе своем насытившись горьким запахом Родины. Лежат нередко в чужой воинской форме и почти всегда – с поруганной советской присягой в остановившемся сердце. Лежат, десятилетиями проклятые и забытые – забытые наспех. Забытые, чтобы не осквернять своим мрачным бытием святости праздника Победы. Лишь Вождю было позволено сказать:

- Какой-нибудь другой народ мог сказать: уходите, вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду.

Впрочем, это недосказанное прорывалось и в других местах – где тонко, конечно. Например, потомок князей Оболенских Константин Симонов в очерке «Предатель» писал о том, что думал увидеть в бывшем бургомистре Феодосии ИДЕЙНОГО врага, человека, готового отдать немцам часть земель, суверенитета – но увидеть ее без большевиков.

Гениальный русский писатель, пожалуй, ярче и глубже всех других воинов литературного фронта раскрыл русскую боль, русскую судьбу в этой войне. Русский выбор. Это его слова пронизывали насквозь сердца бойцов, офицеров, генералов, веривших, что их ждут. Очень ждут. И именно этот гениальный советский писатель из княжеского рода стал РУССКИМ голосом в этой войне. Голосом русского народа, который дружно и страшно встал на смертный бой с храбрым и беспощадным врагом. И изо всех сил постарался забыть тех, кто принял другое решение. Людей, решившихся на предательство своей воинской присяги, на мучительную борьбу против своих кровных братьев, на принятие позорного ярлыка предателя. Решившихся воевать за Россию – за Россию без большевиков. За РУССКУЮ Россию.

Это страшный разлом – разлом не столько старой, незакончившейся гражданской войны, сколько разлом новой гражданской войны. Разлом в душах миллионов русских людей, которым Господь дал это страшное испытание через поколение после отступления нашего народа от Христа. Этот разлом не есть гражданская война. Этот разлом даже не есть разлом между Божиими и диаволовыми. Этот - между русскими и русскими, между воинами и воинами(?), между православными и православными… Да, именно так. Крестить детей перестали уже дети святого поколения двадцатых годов, а каждый крещеный в православной вере – член тела Церкви Христовой, пусть и больной раком неверия.

В той войне мог победить лишь тот, за кого пошли бы русские. Беда же состояла в том, что обе стороны, сцепившиеся в смертельной схватке, русскими не были. Русских не любили (хотя - спасибо за тост, Иосиф Виссарионович!), и русских боялись.

Процесс выбора был долгим – даже в начале 1945 года советские военнопленные подавали заявления с просьбами о приеме в ВС КОНР. Но выбор был сделан, и выбравшие неправильно оказались вне закона. Их убивали, как бешеных собак в мае-июне победного 1945 года. Их клеймили самыми позорными кличками, их изгоняли не просто из жизни – но из души, из памяти. И через 20 лет после этого массового изгнания был создан новый культ. Новый религиозный культ под коротким и звучным названием «Победа».

Пытающихся отделить этот культ от уважения к мертвым русским клеймят ныне столь же яростно, сколь яростно клеймили предателями бойцов, дравшихся на «неправильной»стороне войны.

И этот культ – порочен. Он уродует наше сознание, он уродует нашу душу. Он убивает настоящее уважение к павшим воинам, ведь надпись «Победа деда – моя победа» не менее кощунственна, чем георгиевская ленточка, привязанная к ременной петле подростковых джинсов, чем американский солдат на очередном рекламном щите с поздравлением ветеранов. Этот культ уничтожает сам душевный, духовный инструментарий, посредством которого формируется и развивается чувство уважения к предкам. «Они нажрались за Родину» - какая горькая шутка!

Почтение к павшим на поле боя предкам – одна из основ нации. Ложь в этом почтении, ложь, служащая оправданием зла и геноцида самого почитающего предков народа – смертельный яд. И пока этот яд не обезврежен, пока культ «Победы», порождающий десятки мерзких псевдокультурных пасквилей об этой войне и неиллюзорное скотство умирающего народа, не уничтожен – народ не будет жить. Он будет разлагаться и гнить – что мы и наблюдаем. Но Победа остается Победой , а звездочка на ушанке остается звездочкой на ушанке.

И шеврон РОА остается шевроном РОА, и русская кровь остается русской кровью. И разлом – разлом тоже остается разломом. Причины же его – причины духовные. Они не будут решены, пока мы в пьяном остервенении продолжаем топтать остатки былого величия, теряя последнюю свою честь и свое русское прошлое. Пока мы не вернулись ко Христу, пока мы не преодолели уродливую традицию поклонения героям «правильной» стороны конфликта, заменив ее почтением к павшим соотечественникам и светлой памятью о них.

О всех о них – о славословимых ныне и забытых, о проклинаемых ныне и злословимых.

Русские в той войне сделали свой выбор. Плохой ли, хороший ли, верный ли, неверный ли – но сделали. И пошли до конца по выбранному пути – и нам остается лишь принять такое русское прошлое.

Теперь мы снова на перекрестке, и снова нам угрожает смерть. Двинуться вперед мы можем, лишь разобравшись со своим выбором, сделанным тогда. Разбираться так, как и разбираются русские – ясно и честно, уважая своих братьев по крови.

Почитание, а не поклонение. Уважение, а не кощунственная «благодарность». Память и любовь, стремление глубже познать прошлое своего народа – а не покорное впитывание в свою душу очередной антирусской пасквили о той войне. Жизнь, а не смерть. Свет, а не тьма.

Будущий командир взвода 235 стрелковой дивизии в душевном порыве смотрит куда-то вдаль. Скуластое лицо, едва пробивающаяся сквозь молодость мужественная сила, крепкие плечи в курсантской гимнастерке – что осталось после него, кроме фотографии и короткой заметки в Книге Памяти?

Беcсмертная, живая душа, бросившая свое тело на смерть «за други своя». Народ, упорно отдирающий звездочку с его ушанки в очередной попытке наспех забыть. И – молитвенная память родных русских людей, живущих его светлым и чистым взглядом.

От тех, кто не вернулся с войны, осталось многое. Но прежде всего – остались миллионы беcсмертных душ. И от нашего сегодняшнего отношения к этим людям зависит их судьба в Вечности. И те, кто сделал трагически неправильный выбор в годы жестокого испытания, тоже нуждаются в наших молитвах. Они не перестали быть русскими из-за чужой воинской формы и страшной, лютой своей судьбы, даже из-за русской же крови на их руках они не перестали быть русскими. И молитва - не только за верных Отчизне героев, отстоявших страну, но и за этих отверженных, более чем миллион отверженных детей русских матерей - поможет и нам самим, поможет вновь выйти на свою прежнюю, великую и трудную историческую дорогу.

​

Александр Давыдов