Маленькая сибирская деревня. Старая, ржавая сельскохозяйственная техника между домами. Поросший травой неказистый памятник павшим на той войне. Памятник жизни.

Да, деревня когда-то жила. Собиралась свадьбами, поминками, проводами в армию. Работала. Веселилась. Работала. Работала. Работала. Горевала. Отдавала своих сыновей в армию. Встречала их – возмужавших, окрепших парней. Провожала их навсегда – в городскую жизнь.

Немало парней и мужчин самого разного возраста ушли отсюда, чтобы не вернуться, чтобы единственным материальным напоминанием о былом их бытии здесь, в сибирской глуши, стал вот этот неказистый памятник.

Со старых, пожелтевших фотографий глядят на нас люди того поколения – зрелые мужчины в мятых гимнастерках, курсанты с одухотворенными, светлыми лицами. Молодые, крепкие парни с добрыми улыбающимися глазами. Это они честно и просто прошагали весь свой боевой путь, закончив его - кто в Берлине, кто в Варшаве – а кто и под Киевом в то самое страшное лето 1941 года.

Наши предки – это история. Но история не есть параграф в скучном учебнике, история – это наша жизнь. Не сегодняшняя, просто жизнь - без времени. И те, кто лег в нагретую жарким летним солнышком русскую землю черным июнем сорок первого, навечно в нашей душе, в нашей крови, вне зависимости от того, помним ли мы о них. Войну можно воспринимать, постоянно впитывая от нее что-то новое, безконечно открывая себе все новые и новые ее стороны. Но есть важный момент в восприятии нами той войны: ненависть.

До сих пор мы дышим какой-то непонятной ненавистью к тем, кто шел тогда с войной на нашу страну. Конечно, может показаться глупым называть эту ненависть непонятной, но она и вправду непонятна.

Ненависть на самом деле не имеет причины вовне – она исходит из сердца человека. И она – вечна. Мы не можем сегодня поненавидеть, а завтра положить свою ненависть в надежный ящичек до лучших времен. Ненависть уродует человека, превращает его в зверя. Святая ненависть, ненависть к захватчикам и врагам, не перестает быть ненавистью. «Любите врагов ваших» - заповедал нам Господь. Тем не менее убивать врагов во время войны – тяжелая для души человека, но необходимая вещь. Ставшая необходимой из-за апостасии, поразившей нас и наших врагов. И после Победы никуда не делась эта апостасия, порождающая все новые и новые случаи заболевания непреходящей, уродующей душу ненавистью.

Однажды при мне несколько взрослых, состоявшихся мужчин доказывали друг другу нецелесообразность сохранения жизни больных детей, общественную значимость их убийства.

Разговор шел в лучших традициях пропагандистского образа «нацистов», добрые слова и фразы в стиле «польза обществу» «экономия» и т.п. лились рекой. Венчала же разговор звучащая рефреном фраза «я не фашист, но…».

Эти люди много пьют. Эти люди готовы спаивать своих взрослых детей. Эти люди курят, эти люди не считают аборт преступлением. Эти люди считают правомерным решение чеченского вопроса путем геноцида чеченцев и считают нормальным убивать больных людей.

Но они – не фашисты. Свастика для них – предмет ненависти.

Они против фашизма – ведь он хотел поработить нас, сегодня покорно идущих на проправительственные митинги, тихо остерегаясь мифической прослушки, обсуждающих продажный режим, позволяющий военнослужащим НАТО ходить по нашей земле.

Они против фашизма. Но если приемлемо быть рабами, коими нас, по советским штампам, хотели сделать немцы, если приемлемо совершать преступления, творимые фашистами – за что же их ненавидеть? За корпоративное государство? За черные рубашки? За сильный частный сектор в экономике и не стыдящийся себя национализм?

Нам, русским, даже самым молодым из нас, рожденным на закате Союза и после него, нередко свойственны отрицательные черты советского человека. И одна из них – непреходящая ненависть, ненависть даже к мертвым немецким солдатам, имевшим несчастье сойтись в бою с русскими. Эта ненависть не радует души наших дедов и прадедов, умиравших с ее властным дыханием в сердце; она не поможет нам сильнее чтить своих предков, скорее наоборот – отучает нас от любви к ним; она абсолютно ничего не дает для освобождения нашего народа, нашей страны от оков, наложенных новым, несравнимо более страшным врагом; наконец, она нисколько не помогает нашим душам – но уродует и порабощает их.

Война прошла. Люди в ненавистной тогда серой униформе мертвы в большинстве своем, а живых уже не тянет идти воевать к нам. Так зачем таскать в сердце это уродующее образ Божий в нас советское наследие?

Ненависть не проходит. Она надежно поселяется в твоем сердце, она расползается по твоей душе, порабощая твою личность. Она делает тебя своим рабом – а раба страсти легко может подчинить себе другой человек. Не для этого ли культивируется эта остаточная, ненужная никому, кроме врага рода человеческого, ненависть?

Возможно, памятники павшим в тех сражениях воинам всегда будут украшаться изображениями красного знамени, а масонские звездочки по-прежнему будут восприниматься нами как символ жертвенной, упорной, яростной борьбы за нашу Родину. Мы тогда сделали выбор.

Но чем дальше будет эволюционировать в бездну постсоветский человек, чем дальше он будет уродовать свою русскую душу – тем более мертвыми будут деревни, когда-то давшие столько храбрых и сильных воинов Родине, отправившие лучших ее сынов на смерть. Тем более усталым, неухоженным и заросшим травой будет становиться тот памятник в сибирской деревне. Тем реже и реже будут доставаться из шкафа благодарными потомками пожелтевшие от времени фотографии суровых и мужественных людей в хлопчатобумажных гимнастерках и с красными звездочками на головных уборах…