Выступая на Петербургском международном экономическом форуме, Владимир Путин предложил выработать национальную модель демократического развития. Глава государства сказал: «Без зрелого гражданского общества нельзя построить экономику. Власть открыта для диалога. В ходе открытой дискуссии и диалога со всеми политическими силами мы должны выработать единый и принимаемый подавляющим большинством граждан России ответ на вопрос о приемлемой и эффективно работающей в наших условиях формуле национальной модели демократии и развития».

Насколько возможна национальная модель демократии в России? Этот термин можно понимать в двух смыслах. Первый: «национальная демократия» – это не демократия. Несколько лет назад идеологи российской власти под руководством Владислава Суркова придумали термин «суверенная демократия». Под суверенной демократией официально понимался политический режим, защищенный от вмешательства со стороны внешних сил, прежде всего Запада. Кто бы спорил, но на деле суверенная демократия быстро выродилась в полную противоположность: отменили выборы губернаторов, жестко «зарегулировали» партии, введя фактически однопартийную систему... Кончилось тем, что от этого термина пришлось отказаться, ибо верить в «суверенную демократию» перестали даже самые глупые люди.

Китайцы при Дэн Сяопине придумали термин «социализм с китайской спецификой», который давал возможность проводить рыночные реформы, прикрываясь левой фразеологией и при этом не допускать вмешательство в дела страны ни Запада (ибо речь шла о социализме), ни СССР (ибо социализм был с китайской спецификой).

Если Путин ведет речь о «демократии с российской спецификой», которая вовсе не демократия, то так и надо прямо сказать. Ведь люди не поверят в новую модель, если все сведется к тому, что «национальная демократия» – это слабый авторитарный режим с культом личности вождя.

Слабые диктатуры очень любят придумывать всякого рода национальные модели развития. Логика понятна. СССР представлял полноценную альтернативу Западу. У Советского Союза была своя модель развития, идеологии, управления обществом. Слабые режимы вынуждены говорить, что у них всё как на Западе, но есть специфика… Увы, ни один режим со спецификой в истории не устоял. Рано или поздно все они рушатся.

Существует и второй вариант толкования слов Путина, более обнадеживающий. Дескать, России надо разработать свою модель демократии. Без всякой специфики, просто свою. Все влиятельные страны Запада, как правило, имеют оригинальные демократические модели. Например, США правит президент, который является главой государства и правительства. Его противовесами выступают конгресс и Верховный суд. Такая форма государственного устройства называется «президентская республика». В Великобритании царствует королева, но правит назначаемый по итогам выборов премьер-министр. Это – «вестминстерская система» или же конституционная монархия. Во Франции сильный президент вынужден формировать правительство на базе большинства в парламенте. Иногда случается так, что президент и большинство принадлежат к разным партиям. Тогда наступает эпоха «сосуществования». Это – полупрезидентская модель.

Все это – демократии, но каждая модель оригинальна. Если Путин говорил об этом, задача выработать национальную модель демократии становится не бессмысленной. Но сделать это сложно, т. к. все «самое вкусное» уже придумали другие страны.

Строго говоря, в мире есть две господствующие модели – американская (вышеупомянутая президентская республика) и британская («вестминстерская модель»). Все прочие государства принимают либо американский, либо британский вариант, либо пытаются сделать нечто среднее (как, например, поступили французы).

Советский Союз все время шел своей дорогой. У нас существовала своя собственная политическая модель, но она была основана на господстве коммунистической партии. Та модель, что утвердилась в 90-е годы, на Западе называется суперпрезидентской республикой и характеризуется почти неограниченными полномочиями президента при наличии подконтрольного главе государства правительства. В настоящее время эта модель не применяется в развитых странах, хотя мубараковский Египет и иные аналогичные диктаторские и полудиктаторские государства применяют ее широко.

Что делать? Если воспринимать слова Путина всерьез, надо работать над приближением нашей политической модели к тем моделям, которые существуют в развитых странах.

Это, в свою очередь, означает, что необходимо отойти от модели асимметричной федерации, когда на территории России существуют национальные республики, которые в Конституции РФ именуются государствами и в ряде случаев не считают себя частью России или считают с большими оговорками.

На федеральном уровне необходимо усилить роль партий и парламента. В идеале необходимо, чтобы председателя правительства избирала Государственная Дума. Она же должна получить реальное право отправить его в отставку. Тут можно заимствовать из германской Конституции идею «конструктивного вотум недоверия». Суть ее в том, что для того, чтобы сместить главу правительства с должности, парламент должен избрать его преемника. Этот акт означает немедленную отставку прежнего правительства и приход к власти нового. Президенту же следует доверить роль арбитра политической системы, сохранив за ним контроль над силовыми структурами, а также право роспуска парламента в случае политического кризиса.

Это и есть национальная модель демократии, которую предлагали многие, в т. ч. и автор этих строк. Сильный президент, который контролирует силовиков и выступает посредником в политическом процессе, сильное правительство, формируемое на основании большинства в парламенте, – это разумный компромисс между всевластием президента, которое мы имеем сегодня, и парламентской республикой, до которой Россия еще не доросла.

Так что национальная модель демократии давно уже придумана. Вопрос только в том, готовы ли власти пойти в вопросе ее внедрения дальше простой риторики. Если то, что говорил Путин, – просто слова, они неизбежно забудутся и канут в Лету, как уже произошло с суверенной демократией.